Окружной прокурор рискует. Окружной прокурор идёт на суд. Окружной прокурор добивается своего

Шериф жестом пригласил его садиться, и доктор Капальдо, опустившись в кресло, закинул ногу за ногу, сложил кончики пальцев вместе, как это делают медицинские светила, и глубоко вздохнул, очевидно пытаясь обрести былую безмятежность.

— Почему вы до сих пор не связались со мной? — строго спросил Брэндон.

Тонкие брови доктора Капальдо взметнулись вверх в учтивом недоумении:

— Но, шериф, я помчался к вам сломя голову, как только узнал, что стряслось с моей пациенткой.

— Почему вы не обратились ко мне до того, как это произошло?

— Извините, шериф, — покачал головой доктор Капальдо, — но мои представления о профессиональной этике не позволяют мне обсуждать эту тему.

— Ну что ж, вы, вероятно, пришли к нам со своей историей, — вздохнул Брэндон. — Надо полагать, хорошо продуманной. Послушаем ее.

— Рано утром, в субботу, 18 октября, — начал доктор Капальдо, — меня вызвали в Лас-Алидас к некоей Еве Даусон, которая получила огнестрельную рану.

— И вы поехали?

— Да.

— Как получилось, что вы отправились так далеко и в такую рань?

— Она была моей пациенткой.

— Другими словами, вы лечили ее раньше?

— Да.

— Когда?

— Не помню точно… возможно, за две… три недели до этого ранения.

— И на что она жаловалась?

— Она страдала от депрессии и навязчивой идеи самоубийства.

— О, — протянул Брэндон, бросая взгляд на Селби, — знакомая песня!

— Боюсь, я вас не понимаю, — с достоинством произнес доктор Капальдо.

— Вы все прекрасно понимаете, — резко оборвал его Брэндон. — Хорошо, досказывайте остальное.

— Ева Даусон обратилась ко мне по поводу расстройства нервной системы, выражавшегося в приступах депрессии. Я прописал ей успокоительные средства и провел несколько сеансов психотерапии.

— Лечение помогло?

— Она пришла ко мне через неделю, и ее состояние заметно улучшилось. Я, в частности, предупредил пациентку, чтобы она не злоупотребляла алкоголем, так как похмелье усугубляет депрессию. Помнится, я также настоятельно советовал ей изменить образ жизни.

— А что побудило вас дать ей такую рекомендацию?

— Она была из тех девушек, — проговорил доктор Капальдо, смыкая и размыкая кончики пальцев в такт словам, — которые трудятся на ниве развлечений.

— Как это понимать?

— Ее приглашали, чтобы оживить вечеринку присутствием красивой молодой особы. Поймите меня правильно, джентльмены, я ни в коей мере не предполагаю, что поведение ее могло быть предосудительным, я имею в виду только образ жизни… те обстоятельства, когда распорядок дня нарушен, а пища неполезна и весьма трудно воздержаться от спиртного. Посему я рекомендовал ей вести более размеренную жизнь, дабы по крайней мере был предусмотрен минимум сна.

— Она вняла вашим советам?

— Вряд ли. Дело кончилось тем, что последовал тот самый вызов в Лас-Алидас.

— Кто звонил?

— Я не знаю. Звонили от имени Евы Даусон и сказали, что произошел несчастный случай и ей срочно требуется моя помощь.

— Как вы поступили?

— Конечно, когда я прикинул, как далеко придется ехать, мне эта перспектива, мягко выражаясь, пришлась не по душе. Тогда я стал расспрашивать, какого рода несчастный случай, и оказалось, что девушка стреляла в себя и находится в тяжелом состоянии.

— Стало быть, вы отправились?

— Вот именно.

— Куда?

— В Лас-Алидас.

— Кто дал вам адрес?

— Звонивший.

— Мужчина или женщина?

— Женщина.

— Она представилась?

— Нет, сказала лишь, что звонит от имени Евы Даусон.

— Итак, вы отправились по указанному адресу и что там обнаружили?

— Что жизнь Евы Даусон в опасности, так как она потеряла много крови от раны, которую сама себе нанесла.

— Кто вам сказал, что она сама себе ее нанесла?

— Она же и сказала.

— Что вы предприняли?

— Я обработал рану.

— Заявили ли вы в полицию о происшедшем?

— Не заявил.

— Вы знали, что это была огнестрельная рана?

— Так она сказала мне, и это было видно по специфике ранения.

— Разве вам не следует сообщать властям о подобных ранениях?

— Обычно я так и поступаю, но в том конкретном случае сделал исключение.

— Что вас на это толкнуло?

— Мне известны кое-какие обстоятельства жизни Евы Даусон. Ее угнетала мысль, что она не достойна любви матери, что она неудачница, не сумевшая реализовать свои возможности, короче говоря, у нее развился комплекс неполноценности. Поэтому я решил, что какая-либо огласка даст крайне неблагоприятный результат. И, когда ко мне обратились с просьбой сохранить имя пострадавшей в тайне, я выполнил эту просьбу, полностью сознавая, что разглашение тайны означало бы для девушки подписание смертного приговора.

— Ее состояние было серьезным?

— Очень. Имелись все предпосылки для перитонита.

— И вы взялись спасти ее?

— Да.

— Вам платили за лечение?

— Нет, сэр.

— Не странно ли ездить за тридевять земель, чтобы лечить безвозмездно?

— Этот случай был интересен мне, как медику, и я решил сделать все, что в моих силах, чтобы поднять пациентку на ноги.

— Она вам не рассказывала об обстоятельствах рокового инцидента?

— Рассказала со всеми подробностями.

— И как это было?