Обычная любовная связь быстро переросла в серьезное увлечение, у которого были все шансы на дальнейшее развитие. За два года любовники ни разу не поссорились. Лида была умна, наблюдательна и совершенно не интересовалась политикой, что делало ее в глазах Геббельса прекрасной собеседницей. С Лидой рейхминистр чувствовал себя легко и непринужденно. Встречи с Геббельсом в его загородном доме занимали все свободное время актрисы; кроме того, она ездила на съемки в Прагу. Там она получила приглашение уехать в Голливуд и заключить выгодный контракт с одной из киностудий. Голливуд намеревался заплатить неустойку за расторжение ее контракта с немецкой студией УФА и даже послал в Германию знаменитого актера Р. Тэйлора, который просветил Баарову относительно агрессивных планов нацистов и неуместности ее дальнейшего пребывания в Германии. Но Баарова решила все же остаться в Европе поближе к дому и родным, о чем потом горько сожалела. Геббельс, хорошо осведомленный обо всем, что происходило в мире кино, узнал и об этой истории. На собрании всех актеров в Опере он разразился громовой речью, в которой заклеймил «предателей» Марлен Дитрих и Фрица Ланга, обличавших нацистов в США. В его отношениях с Бааровой наступил перелом. Актриса вспоминала об этом: «Его любовь была эгоистичной, он присваивал меня и распоряжался мной, становясь для меня тяжелым бременем. Фортепьянные концерты в его доме на озере сменились нашими ссорами и криками. Несколько раз я хлопала дверью и уходила в ночь, заявив, что между нами все кончено. Он дозванивался мне, и потом часами говорил и говорил, и как всегда его голос завораживал меня, гипнотизировал, гладил и мучил одновременно. Летом 1938 года я очнулась, узнав, что нацисты собираются отнять у моей страны пограничные земли – Судеты. Я устроила ему сцену при людях на приеме в его министерстве, и он прикрикнул: „Встаньте, пожалуйста, и немедленно отправляйтесь домой“».
Между тем актриса продолжала надеяться, что однажды все наладится и Геббельс, как обещал ей неоднократно, уйдет от Магды, оставит министерскую работу и вместе с ней уедет из Германии. Но вскоре состоялся памятный звонок Геббельса, который определил дальнейшее развитие событий. «Его голос был неузнаваем. Он звучал бесцветно, депрессивно. Заикаясь, он поведал: „Моя жена нажаловалась фюреру. Она – дьявол, предала нас“. Ночью он позвонил еще раз. Слух не изменил мне – Геббельс плакал, как студентик. Я разобрала только одну фразу: „Я дал фюреру честное слово“. Я не верила собственным ушам. Ведь он же твердо решил отказаться от карьеры, от партии, от жены и детей ради меня, молодой девушки славянской расы, которую должен был по их правилам считать неполноценной. Мне стало плохо с сердцем, и вызванный доктор констатировал воспаление сердечного клапана. Я долго лежала дома, а когда встала, то увидела, что возле моего дома постоянно стоят два черных автомобиля гестапо. Тогда я впервые осознала значение этого слова, перед этим я слышала его только несколько раз в шепотом рассказанных анекдотах в Клубе кинематографистов в Праге. Черные автомобили всюду неотступно следовали за мной», – писала в своих воспоминаниях Баарова.
Геббельс ушел от жены, поселился у себя в министерстве, но, верный слову, данному Гитлеру, разговоров о своей чешской любовнице не заводил. Однако обещание фюреру он выполнить все же не смог. Решившись, он заявил, что не мыслит жизни без Бааровой и просит Гитлера освободить его от всех партийных и государственных должностей, разрешить развод и отправить послом в Японию. Присутствовавший при этом разговоре Гиммлер обратил внимание министра на то, что связь с чешкой, гражданкой враждебной страны, сама по себе сомнительна. Гитлер же пришел в ужас от перспективы семейного скандала внутри партийной верхушки и от идеи одобрить развод своего министра пропаганды, который всегда и всюду подчеркивал незыблемость брака и семейной жизни. Фюрер рвал и метал. Но и Геббельс вскипел и заявил, что имеет право на частную жизнь. «Кто делает историю, не имеет права на частную жизнь!» – ответил Гитлер. В ультимативной форме он потребовал, чтобы Геббельс немедленно отказался от Бааровой и вернулся к жене. Более того, министр должен был согласиться оставаться в семье в течение года, после чего решать, сохранится ли этот брак, должна была Магда. Разумеется, Геббельс подчинился требованиям и вернулся к жене. 27 января 1939 года чета Геббельсов подписала новый брачный контракт, и мир в семье формально был восстановлен и с тех пор не нарушался. И Магда, и Йозеф поняли, что отныне ни один из них себе не принадлежит, и они последовали за обожаемым фюрером до конца. К началу войны в их семье появились еще три дочери: Хольде (19 февраля 1937 года), Хедда (1 мая 1938 года) и Хайде (20 октября 1940 года) – их последний ребенок, ставший вскоре известным как «дитя примирения».