Миссис Пэникер минуту смотрела на этих двоих, вновь обретших друг друга, и улыбалась задумчиво и иронично — так рассматривают солонку и перечницу или пару любимых носков, которые только и уцелели в сгоревшем дотла доме. Потом она обернулась к инспектору.
— Выходит, он богат? — спросила она.
— Очень может быть, — ответил инспектор Беллоуз. — Но пока нам — или, как я могу добавить, мистеру Кэлбу — удалось определить, что эти бесконечные цифры попугая на самом деле не являются номерами счетов в швейцарском банке. Хотя брат Кэлба в Цюрихе с утра до ночи пытался их найти.
Миссис Пэникер кивнула. Так она и подозревала. Она подошла и встала рядом с мужем, мальчиком и Бруно.
— Привет, — сказал попугай.
— И тебе привет, — ответила она ему.
— У меня есть большие сомнения, — сказал старик, — что нам когда-нибудь удастся узнать, какой смысл во всех этих цифрах, если он вообще есть.
Господь свидетель, такое признание было для старика делом непривычным и не слишком приятным. Заставить работать свой творческий мозг, чтобы решить задачу, найти разгадку — несомненную, элегантную и вместе с тем невероятную — всегда представлялось ему важнейшим человеческим занятием: обнаружение смысла и причинности среди ложных подсказок, шума и колючих кустарников жизни, в которых не остается следов. Но его всегда преследовала мысль — разве не так? — что на свете есть люди, сумасшедшие шифровальщики, безумцы-сыщики, безрассудно тратящие свой блестящий ум и здравомыслие на расшифровку и интерпретацию посланий, заключенных в форме облаков, в переставленных буквах библейских текстов, в пятнышках на крыльях бабочки. Благодаря существованию таких людей, пожалуй, можно было бы прийти к мысли, что значение существует исключительно в сознании аналитика. Что именно неразрешимые задачи — ложные подсказки и голые факты — отражают истинную природу вещей. Что вся очевидная значимость и системность имеют, по сути дела, не больше смысла, чем болтовня африканского серого попугая. Можно было бы прийти к такой мысли, подумал он, вполне можно.
В этот момент земля слегка задрожала и вдалеке послышался, становясь все ближе, стук железных колес о железные рельсы. Мимо станции шел поезд, товарняк, военный транспорт, с вагонами, выкрашенными в тусклый серо-зеленый цвет, везущий снаряды, ветчину и гробы для пополнения запасов оживленных депо европейской войны. Мальчик поднял взгляд на идущий враскачку поезд, слегка замедливший, но не остановивший свой ход. Он смотрел на него, и его глаза перебегали слева направо, словно читая по проходящим мимо вагонам.
— Sieben, zwei, eins, vier, drei, — шептал мальчик, чуть шепелявя. — Sieben, acht, vier, vier, fünf[14].
Попугай, возможно, испугавшись грохота проходящего поезда, взлетел на стропила крыши, где, безукоризненно подражая голосу той женщины, которую никто из них никогда не увидит, нежно запел.