Роман усмехнулся, запустил пятерню в черные жесткие волосы, а карие, с золотыми искорками, глаза сощурились. Его люди работали до седьмого пота, но справились. Теперь у него контрольный пакет акций, своя охотничья база не хуже бывшей генсековской в Завидове, но он не разрешает прикармливать кабанов и косуль, а потом стрелять, когда они становятся почти ручными. Он за честный бой между охотником и дичью. Так порядочнее, считает он. А поскольку хозяин — он, выходит так, как он считает. Значит, для полного счастья на этом этапе его жизни ему не хватает одного ружья — пары к «скотт-премьеру».
Где он только не искал ружье! Даже в Лондоне, куда летал по делам. Да, если не лукавить, то главной целью были не дела, их можно решить из Москвы, сейчас для этого есть все средства связи, но то, что он хотел узнать там, это можно только лично.
Он нашел улочку, на которой находилась фирма — преемница «Скотта», Брутон-стрит, показал менеджеру номер своего ружья. Тот молча и привычно поставил лесенку со стертыми деревянными ступеньками и полез. С самой верхней полки он достал из ряда фолиантов в старой коже — амбарной книгой назвать это язык не повернется — один. В таких гроссбухах записаны имена всех заказчиков ружей, начиная со дня основания фирмы, а это двести с лишним лет, и нашел страницу, где указано имя, адрес заказчика…
В тот момент Роману показалось — впервые за долгие годы, — что жизнь не им начинается и не им кончается. Что на самом деле ружья переживают своих хозяев. Он ощутил это собственной кожей.
Все верно, убедился он. Это ружье заказал его прадед, сначала одно, а после, видно, разжившись деньгами, — к нему пару. И вот это второе ружье — у него.
Если честно, то Свету он нанял и приманил к себе еще и ради своих неуемных поисков — смышленый юрист будет вести дела не только заводские, но и его личные. Она старалась. Она сидела в архивах, она писала запросы, она бегала по оружейным комиссионкам и перезнакомилась с «жучками», которые знали все про всех в своем узком в общем-то кругу. Но ружье оставалось неуловимым.
— Роман, а ты не думаешь… — На него смотрели золотистые кошачьи глаза Светы, лицо в обрамлении необыкновенно подстриженных волос — нужно настоящее парикмахерское искусство, чтобы из трех тонких волосинок сделать такую стильную головку! Он любовался ею совершенно искренне. И по-новому оценил Свету — все-таки обращать недостатки в достоинство — это дар и труд. А он любил талантливых и неленивых. — Ты не думаешь… — повторила она, заметив, что он вряд ли ее слышал. Теперь он смотрел ей в глаза, и Светлана продолжила: — Что его вообще не существует в природе?
— Сто лет для ружья не срок. Это человеку сотни лет на две жизни хватит. Но оружию — не-ет. Оно где-то здесь, где-то рядом. Я это чувствую, и я чувствую, что найду его.
— Понимаю. — Она кивнула, и в свете ночника волосы девушки показались серебряными. — Но мне кажется, у твоей страсти есть еще какое-то объяснение.
Он повернулся к ней.
— А ты чуткая девочка, — хмыкнул он. — Но я не скажу тебе больше ничего. Работай, дорогая. Трудись, как ты умеешь.
Конечно, она права, но неужели он так и не научился до конца скрывать свои чувства? Впрочем, объяснить собственную страсть просто желанием иметь игрушку, учитывая размеры его коллекции, можно. Только в это трудно поверить.
— А если это ружье совсем разбитое? — продолжала подкапываться под истину Света.
— Все равно я его хочу.
— Хочешь? — выдохнула она, и в этом выдохе он услышал другое.
Он засмеялся:
— Ну конечно, хочу. Ты сама знаешь, чего я хочу… Сейчас. — Он резко повернулся, выключил ночник и ощутил запах ее новых духов с ароматом фруктов. Итальянский матрас зима-лето, все еще, несмотря на весну, повернутый на зимнюю сторону, обтянутую шерстью, жег тело…
Сдавленно засмеявшись, она раскинула руки:
— Ну и бери, если хочешь.
— Возьму, конечно. Я беру в жизни все, что хочу…
— …иначе зачем жить, — закончила она его любимую фразу.
Утром, когда Светлана уехала в архив выяснять адрес, который дал ей Роман, он сидел у окна и пил кофе.
Конечно, у него есть особенная причина искать это ружье. Эта причина явилась из прошлого. Сначала он относился к ней как к семейной легенде, потому что в то время, когда он узнал об этом, не то что не было возможности для ее осуществления, а даже подумать об этом было смешно. Семейная сказка, заморочка, можно называть как угодно. Он знал, что отец тоже искал парное ружье, услышав историю от своего отца, а тот… Номер, один номер есть на вожделенном ружье, который ему необходимо узнать. Единственный номер, которым отличаются эти парные ружья. И тогда…
Он засмеялся и залпом допил кофе. Потом поморщился, сбрасывая с языка непромоловшуюся крошку кофейного зернышка. А если, как обронила фразу Света, оно искорежено каким-нибудь умельцем и номер, тот номер, сбит?