Окно в Полночь

— Гриш, подписывай. И две недели я отрабатывать не буду. Устройте всё задним числом. Как обычно.

— Слушай… — редактор смущённо завертел в пальцах карандаш.

Не знаю, как на меня повлияло случившееся, но, оклемавшись и выйдя в народ, я обнаружила, что всё тайное становится явным. Нет, мысли не читала. Но частично их угадывала. Читала по лицу, по глазам, по жестам. А уж Гриша, наш незыблемый памятник, с мыслями, написанными на лбу…

— И не мечтай, — сказала спокойно. — Я не буду вычитывать и редактировать твои рассказы между делом. Подписывай.

— А проставиться? — возмутился он, но отложил карандаш и потянулся за ручкой. Порылся в бумагах и смахнул их на пол. А они прикрывали…

Я шустро вскочила со стула и раньше редактора успела схватить книгу. Ага, небезызвестный Виктор Сергеев, чьи рассказы я читала в ванной… Нет, Гриша не писец ни разу. Это происки информационного поля.

— А-а-а, так вот под чьим именем ты прячешься!

Редактор почему-то смутился. Подписал заявление, отобрал у меня книгу и оставил подпись на форзаце.

— Держи. На память. И шуруй отсюда. И, Вась… может, договоримся?

— Может, — а что, я теперь безработная, а кушать хочется каждый день. — Позвонишь. Пока!

Зажав трофей под мышкой, я вышла из кабинета, спугнув подслушивающих, и перевела дух. Два дня собиралась с мыслями и готовила речь, а получилось все так быстро и не по плану… Жаль уходить. Три года работы — почти как дома, почти в семье. Но — я не железная. И хмырь этот, на месте Валика, когда его нет… Не смогу.

Игорек снял наушники и полюбопытствовал:

— Это у тебя что?

— А ну работать, бездельники! — привычно рявкнул Гриша, высунувшись из кабинета. — Анна, где реклама про колбасу? Валерия, у тебя уже десять минут телефон разрывается — сними трубку и удели людям время! Александр, ты почему ещё здесь? Выезд на завод через пять минут! Антонина, зайдите ко мне!

Враз кабинет почти опустел. Бедные люди… Ну-с, «Сарумян», вспомним разговор в кафе… Я подошла к Игорю и показала ему сначала книгу, а потом — автограф. И кивнула на баннер, со стены поздравляющий всех с Новым годом. Фотограф расплылся в понимающей ухмылке. Репутация дороже рабочего места, да.

Он выхватил из моих рук книгу, начал листать, и в серых глазах мелькнула красная тень. Я даже не удивилась. Только обречённо диагностировала карму. Если мне кто-то нравится, если я нахожу с ним общий язык, а наши мысли сходятся — передо мной сущность. Очевидно серединная.

Игорёк подмигнул, отдал книгу и привычно плюхнулся на кресло, надев наушники. Ага, пока-пока. И привет от Владлена Матвеевича. И после этой каверзы фотографа наверняка уволят… а он явно только того и ждёт. Говорил же Сайел, что им нельзя сильно вмешиваться в людскую жизнь.

Я ушла из редакции с улыбкой и с ощущением, что буду скучать — и по коллегам, и по традициям сумасшедшего дома. Да, проставиться надо… Зайду через пару недель за трудовой и всем налью. В лифте я надела шапку и застегнула шубку. Всё, теперь — к Игнату Матвеевичу.

Двоюродный дед разбудил меня сегодня в десять утра и велел явиться. Наверно, надумал, как пристроить к делу и обойтись без власти над миром. Но черта с два. У меня саламандры скоро «зацветут», а хата уже выдала несколько папок с бабушкиными записями по их миру. Плюс ту, что спер Сайел. Только на инициацию никак не соберусь, хотя «окошко» для «героя» придумала… Боязно.

До офиса я добежала быстро. Зашла, поздоровалась с охранником и пошла к лифту. А может, дед Игнат просто захотел «обновиться», в смысле, сущность подпитать. Оба выложились без остатка, и папка с «Делом № 36», где бабушка описывала мир, характер и способности сущности Владлена Матвеевича, а также черновик истории, тоже нашлась сама собой. И одну сущность я «обновила». А для второй — для деда Игната — нужна история, которой я пока не знаю.

Я зашла в лифт и нажала на кнопку десятого этажа. Сняла шапку и грустно посмотрела на свою бледную физиономию. Неделя прошла с тех пор как, но… Автиминоз, зимняя депрессия и ПМС налицо и на лице. Но остальным хуже. И Владлен Матвеевич, и Маргарита Сергеевна в больницах. Один — с воспалением легких, вторая — с сильнейшим истощением. Это полуофициально. Крыши там тоже латали между делом. В общем… радует, что выжила, и вдвое — что не из ума.

В коридоре я сняла шубу и украдкой подтянула сползающие джинсы. Стресс, да. Быстро постучавшись для приличия, я зашла. Закрыла дверь, поздоровалась и краем глаза оценила диспозицию. Игнат Матвеевич в обычной позе за лепкой самолетика. И… Шуба с сумкой выпали из рук, но я этого не заметила. Уставилась на дедова «клиента», не веря собственным глазам.

Не может быть…

Крыша радостно встрепенулась и рванула в полёт, а я не стала её удерживать. Я, признаться, себя-то на ногах еле удержала. Валик — живой, здоровый и ни разу не зелёный — стоял спиной к окну, опершись о подоконник, и смотрел на меня с живейшим любопытством.

— Ну? Узнаешь? — Игнат Матвеевич запустил самолётик и соизволил принять более солидную позу.

Валик задумчиво наморщил нос и отрицательно покачал головой.