Дорогой друг! Вам надлежит приобщиться к большинству не позднее, чем через десять дней с момента получения нашего письма. Вы сами повинны в том, что обращаемся к Вам сразу же после Вашего триумфального возвращения. Однако надеемся, что Вы в полной мере оцените продолжительность предоставленного Вам срока. Вы первый, для кого делаем это исключение в признание выдающихся заслуг. Мы полагаем, что нет надобности объяснять Вам, что решение является окончательным и ни при каких обстоятельствах не может быть отменено или изменено. Попытка уклониться приведет к последствиям столь же нежелательным, сколь и страшным…
С уважением и восхищением по поручению Высшего Совета Равных…»
Вместо подписи вилась длинная спираль, похожая на ползущую змею.
Рут пожал плечами. Милая Земля!.. Уже начали шантажировать… Дешевка! Интересно, что может означать «приобщение к большинству»? Что за большинство? Выжившие из ума старые психопатки или хулиганствующие молокососы?.. Надо будет при случае узнать, что это за «Высший Совет Равных»…
Рут взглянул на часы. Ого, уже восемь! Удивительно, что никто еще не беспокоил его сегодня. И переговорные экраны молчат… Что ж, тем лучше!.. Первая официальная встреча назначена на десять. Значит, в его распоряжении еще два часа, которые можно провести по своему усмотрению.
Насвистывая, он принял душ, оделся, вышел на балкон. Отсюда, с высоты сорок восьмого этажа отеля «Парадиз» - самого фешенебельного в Роктауне, окрестность просматривалась на десятки километров, до далекого подножия едва различимых синевато-фиолетовых гор. В голубоватой дымке раннего утра лежали внизу квадраты кварталов огромного города. Из разноцветной мозаики крыш, местами прорезанной полосками зелени, поднимались узкие стеклянные коробки многоэтажных зданий, подобных «Парадизу». На востоке, насквозь пронизываемые лучами утреннего солнца, они мутновато просвечивали, на западе ярко блестели, отражая застекленными стенами потоки солнечного света. Вдали, за чуть уловимой границей города, зеленели равнины в серебристой паутине дорог. В едва различимых узелках этой паутины еще что-то поблескивало, и так - до самого горизонта.
Рут глубоко вздохнул. Оперся на балюстраду. Это была Земля, которую он не видел десять лет. Его Земля… Утренний ветер приятно холодил лицо, приносил какие-то странные запахи свежести и гнили, едва уловимый аромат цветов. А может быть, это только казалось… Ведь он забыл, как пахнут цветы, трава и лес, забыл прикосновения земного ветра. Он вообще многое позабыл за эти годы. Кондиционированный воздух в космическом корабле и на их базе на Плутоне был стерильно чист; подобно дистиллированной воде, лишен каких-либо свойств и признаков. Он просто не ощущался. Служил лишь для дыхания. И никогда ни о чем не напоминал. А этот утренний ветер и эти запахи сразу напомнили так много…
Рут прислушался. Было удивительно тихо. Внизу на улицах уже началось движение, но ни единый звук не доносился на эту высоту. Да, многое тут изменилось, многое… Раньше не строили таких высоких зданий, и городов таких не было. В сущности, Роктаун - один из множества обычных городов, выросших на Среднем Западе за последние десятилетия. Черт побери, десятилетия! Его десять лет, прожитые на космическом корабле и под черным небом Плутона, это двадцать семь земных. Более четверти века! Он теперь на семнадцать лет моложе своих сверстников, с которыми вступал в жизнь. Понятно, что никто из старых друзей не встречал его. Ведь им уже далеко за шестьдесят. Может быть, многих нет в живых…
Даже Рэгги теперь гораздо старше его. Рэгги… Почему сегодня он вдруг вспомнил о ней?.. Тогда, перед отлетом, десять лет или четверть века назад он приказал себе забыть о ней навсегда. На Плутоне он не нарушал этого приказа. Только сегодня… Эх, Рэгги, Рэгги… Все могло бы быть Иначе, если бы… Рут стиснул зубы и тряхнул головой. К чему эти воспоминания!.. Она не любила его. Даже не пришла проводить… У нее была какая-то своя цель в жизни, непонятная ему. Удалось ли ей достигнуть этой цели. Была ли она счастлива? Счастлива ли она сейчас? И, главное, где она?..
Рут вдруг с необыкновенной ясностью понял, почему он так пристально всматривался в лица встречающих, почему внимательно просматривал утреннюю почту, почему так подбирал слова в бесконечных интервью. В сущности, он все время ждал только одной-единственной встречи, одного-единственного письма и лишь к ней, единственной на Земле, обращался, стоя перед видеоэкранами. Знала ли она о его возвращении? Видела ли его? Слышала ли его слова? Поняла ли, что они обращены к ней одной? А вдруг и ее уже нет в живых? Нет-нет, быть не может. Если бы она ушла из жизни, он почувствовал бы это даже на Плутоне. И тогда…