Окно напротив

Река мерцала, отражая кусочки света. Деревья, стоявшие в отдалении, выпрямились и потянулись к небу, распахнувшему вдруг свои объятия. Мне захотелось встать и побежать за мамой. Тоже стать прекрасной русалкой на фоне заката. Господи, как хорошо. Как тихо. Как же хочется летать!

- Девушка, - меня вдруг отвлек тихий голос.

- Она больше суток здесь вот так, - прошептал другой.

Они определенно не собираются уходить. Я ворочаюсь, не желая открывать глаза. Наконец, принимая неизбежное, распахиваю веки, точно ворота в собственную душу.

- Нам очень жаль, - с виноватым видом произносит мужчина в белой шапочке на голове.

Я смотрю и вижу в глубине его глаз, что он, и правда, очень сожалеет.

***

Её не было.

Так странно. Я спешила домой, зная, что открою дверь и увижу маму. Она покажется в дверях кухни, сделает пару замечаний с серьезным лицом и неизменно улыбнется. Можно будет сделать всего один шаг и очутиться в ее крепких объятиях.

Но её не было. Неужели мне теперь придется с этим смириться?

Жить.

Как? Зачем? Стоит ли?

Дома стояла оглушительная тишина. Такая звонкая, пронзительная, разрастающаяся и достигающая безумного крещендо.

Я упала в кресло, словно от удара по голове. Часы на столе отбивали время. Медленно, торжественно, ритмично. От этого звука веяло страхом.

Где взять силы, чтобы пережить это?

Я вздохнула так, словно сдерживала дыхание почти восемнадцать лет. Наверное, всё случилось из-за того, что мысли в моей голове выстраивались неправильно. Мама мешала, она была единственной причиной, по которой я не могу уехать учиться. И, возможно, именно эти мысли накликали беду.

Мне же очень хотелось, чтобы мои мечты исполнились? Теперь препятствий нет. Можно уехать. Самое время порадоваться. Ура!

По моим щекам громадным потоком полились соленые слезы.

Она умерла. Её больше не будет. Что бы ты ни сделала, уже ничего не изменить. И это так больно.

Мамины очки и набор для вышивания по-прежнему лежали на столе нетронутыми. Телефон молчал. Я закрыла глаза и сжала кулаки почти до треска в костяшках пальцев. Нужно позвонить Ане. Как сказать ей? Как вообще можно сообщать такие вещи?!

Это просто убьет её. Психологи могут говорить всё, что угодно. И про конкуренцию братьев-сестер и про вину в этом родителей. Но все меркнет пред лицом смерти. Кто, как ни сестра, поймет меня? Кто еще сможет разделить эту боль, наполнить собой эту пустую комнату? У нас всё еще есть шанс забыть старые обиды, ведь роднее друг друга нет никого на свете.

Я дрожащими руками набрала номер общежития и попросила найти Аню. Через пять минут мне сообщили, что не могут найти её. Трубка бессильно упала на рычаг. Ну, почему все вдруг решили оставить меня наедине с моим горем? За что?!

Совершенно живая, обычная, мама лежала там без движения. На твердой поверхности стола, накрытая тонкой белой простыней. Веки её были сомкнуты, на лице царили расслабленность и умиротворение. Я смотрела на тело, которое когда-то было моим родным человеком, и мечтала силой мысли вдохнуть в него жизнь. Смотрела и ждала. Но она не моргала. Черт возьми, не моргала совсем!

Я вдруг осознала, что лежу на полу. Мои руки сжаты на груди, щеку царапает грубый синтетический ворс ковра. И даже после увиденного, происходящее всё ещё казалось лишь злой шуткой. Стоило только закрыть глаза, и теплые мамины руки уже трепали тебя по голове. Она смеялась, разливая чай по чашкам и очарованно разглядывала Серегины ресницы. Молчаливо одобряла мой выбор. Мы все были вместе. И всё было по-прежнему. Если не открывать глаза.

Я так боюсь забыть её лицо…

Тени расползались по квартире. Не помню, как добралась до маминой кровати и упала на подушку. Из меня будто выкачали всю кровь. Наволочка еще сохраняла запах её волос.

В темной комнате раздался вой. Что это? Неужели, моё горло способно издавать эти звуки? Надломленное, протяжное завывание, разрезающее тишину. Я почти слышала рядом с собой её голос, глубокий, спокойный, похожий на заблудившийся в дымке ветер.

Она не вернется. Никогда не вернется, нет.

***

Мы научимся с этим жить.

Ведь люди умирают каждый день. Каждую минуту кто-то прощается с этим миром и уходит. И ведь живут же люди. Привыкают к тому, что никто больше не будет спать на этой пустой постели. Никто и никогда не наденет эту одежду и туфли. Не возьмет эту зубную щетку в руки, не запоет вдруг фальшиво в ванной.

Пройдут года, и личные вещи умершего перекочуют в коробки, которые будут годами бережно храниться в сыром холодном гараже. И лишь пара карточек, напоминающих о счастливых временах, останется в альбоме. Время непременно продолжит свой бег. Оно изменит нас, научит жить с болью, которая притупится и даже почти утихнет, лишь изредка напоминая о себе покалыванием в груди. Мы будем смеяться, ходить в кино и на работу, заведем собственных детей. Мы сможем с этим жить. Нужно только быть вместе.