Охота на убийц. Как ведущий британский следователь раскрывает дела, в которых полиция бессильна

Я много трудился, чтобы преодолеть связанные с дислексией трудности, и обожаю, когда меня приглашают в школы, колледжи и университеты выступать перед учащимися. Мой путь от человека, считавшего своим призванием спорт или работу в полиции, к тому, кем я стал теперь, был весьма интересным. Я стараюсь, чтобы мои речи вдохновляли, и говорю аудитории (а также всем, кому это может быть интересно), что если они сталкиваются в жизни с какими-то препятствиями вроде моего, нужно задуматься, как с этим справиться и научиться жить. Свои трудности я преодолел, начав пользоваться программами для записи под диктовку, наняв специального помощника, печатающего за меня тексты, и доверяя проверку написанного близкому человеку. В этом плане мне невероятно повезло. Кроме того, я испытываю бесконечную благодарность, и непременно сообщаю об этом аудитории, объясняя, что необходим решительный настрой выполнить поставленные задачи – это помогает преодолеть любые сложности.

Что же лежит в основе моей решительности? Что движет мной? Из-за чего я изначально хотел работать в полиции, а затем продолжил заниматься расследованиями, разбираясь с последствиями худших проявлений человечества? Ответ прост – я задаюсь вопросами: «Что я могу сделать, чтобы это исправить?», «Могу ли я это исправить?», «Могу ли сделать что-то полезное?», «Могу ли получить ответы для родственников, которых коснулось случившееся?» Предлагаю им переложить свое горе на мои плечи – я неплохо умею с этим справляться, да и привык. Ответственность позволяет мне сосредоточиться, дает мотивацию, помогая лично контактировать с некоторыми по-настоящему ужасными людьми.

Проблема в том, что эти люди никогда не проявляют свою гнусную натуру на публике. Они ходят среди нас, зачастую скрывая свое истинное лицо, но я на них не зацикливаюсь, не думаю о том, что они сотворили. Как только они оказываются за решеткой, я о них забываю. У меня есть более важные дела.

Все те ужасы, которые мне приходится лицезреть, тоже надолго не задерживаются в моей голове. Я вспоминаю о них, когда возникает необходимость – если задаю кому-то вопросы либо нужно о чем-то рассказать, – и очень важно, чтобы кто-то внимательно изучил все имеющиеся доказательства, какими бы чудовищными они по своей природе ни были.

Одним из примеров таких доказательств служат отвратительные видеозаписи, сделанные преступниками. Несколько лет назад велось расследование чудовищного дела, связанного с двумя мужчинами в Испании, которые работали в палате для новорожденных и насиловали детей на камеру. Я лично этим делом не занимался, но человек, просматривавший записи, заметил на заднем плане какой-то билетик. Оказалось, что это был билет парижского метро, и в ходе тщательной работы удалось установить, на какой именно станции и в какой день был воспользовавшийся им человек. На другом кадре все той же записи был парень, на футболке которого был весьма необычный принт – его удалось связать с автомастерской, расположенной на той самой станции метро. Выяснилось, что один из сотрудников автомастерской был партнером человека, совершавшего изнасилования, благодаря чему Интерполу удалось произвести аресты.

Люди, которым по работе приходится просматривать эти чудовищные материалы, знают не понаслышке, насколько это ужасно. Кроме того, их учат анализировать весь кадр – каждую деталь на заднем плане – в поисках зацепок и подсказок, где именно были сделаны снимки или видеозаписи. Это делается не только с целью поимки злоумышленника, но и чтобы опознать ребенка и защитить его.

Каждый справляется с эмоциональным потрясением после просмотра чего-то ужасного по-своему. Ближе к концу моей работы в полиции был выпущен официальный протокол, согласно которому полицейским, участвующим в расследовании убийства, в обязательном порядке следовало посетить сеанс психотерапевта, прежде чем получить разрешение перейти к следующему делу. Для нас это было по большей части лишь поводом пропустить полдня на работе и попить чай с печеньем. От этого было мало пользы, когда я работал над тремя-четырьмя расследованиями убийств одновременно – каждый раз мне нужно было прийти и отсидеть положенное время на сеансе, прежде чем приступить к очередному делу.