Охота на мудрецов. Неизданное

– Дэлия, – говорит Наилий, и я оборачиваюсь.

Он терпеливо ждет мою реакцию, не торопит, а я перекатываю имя на языке, пробуя на вкус. Дэ-ли-я. Не так кошмарно, как другие.

– Хорошо,– улыбаюсь в ответ, – пусть будет Дэлия.

Генерал тоже улыбается и тянет мою руку вверх, чтобы коснуться губами. Тот самый поцелуй вежливости.

– До встречи, Дэлия.

Так говорит, что у меня волна дрожи прокатывается по телу. Прячу глаза и забираю руку. Покраснела, наверное, как девчонка. Испуганно бормочу: «До встречи», и бросаюсь к двери. Успеваю трижды стукнуть кулаком прежде, чем Децим открывает. Проклятье, долго. Молча ныряю ему под локоть и почти бегу обратно в палату.

– Мотылек, что случилось?

Поэтесса вскакивает с кровати, едва меня увидев. Меньше всего сейчас хочется отвечать на вопросы. Слов не найду. Забираюсь в кровать с ногами и натягиваю одеяло до подбородка. Соседка садится рядом, придавливая край одеяла и мешая мне отодвинуться дальше.

– Я уже поняла, что генерал приезжал, можешь не рассказывать с самого начала.

Похвальная догадливость даже для пророка.

– У меня на лице написано? – не дергаюсь, мне, правда, интересно.

– Ты словно предсказание о завтрашнем конце света сделала, – выражается Поэтесса в понятных для нее терминах, – я не знаю, то ли водой тебя отпаивать, то ли Луция звать.

– Генерал ищет предателя среди офицеров, переносит бал с осени на весну и хочет, чтобы я за один вечер посмотрела всех военных в звании капитана и выше, – выпаливаю на одном дыхании.

– А я думала, вы там целовались, – разочарованно тянет соседка.

Собираюсь громко и возмущенно фыркнуть, но не получается. Вспоминается совсем не поцелуй вежливости, а момент, когда Наилий держал меня за руку. Так тихо было и уютно, что глаза сами собой опускаются, а от стыда становится жарко.

– Скажешь тоже, целовались, – шепчу я.

– А что-то было, да? – нетерпеливо ерзает Поэтесса. – Рассказывай!

– Вот теперь мы точно, как звезды, – выговариваю ей. – Готовится покушение на генерала, а тебя волнует, целовался ли он на балконе.

Мудрец прищуривает большие зеленые глаза и хитро улыбается:

– Допустим, на жизнь Его Превосходства регулярно покушаются. Черных привязок на смерть, как ты говоришь, больше чем достаточно. А вот на женщин, подобных нам с тобой, генералы крайне редко обращают внимание. Если вообще обращают.

Неприятно колет под грудью. Обидное, но правильное замечание. Кто я рядом с ним?

– Ему нужна только информация, – отвечаю резко и даже зло. – Быстро найду предателя и свободна. Один вечер и все.

Поэтесса кивает и улыбается, но не отстает:

– Так целовались или нет?

Закатываю глаза и шумно выдыхаю сквозь сжатые зубы:

– Нет. За руку держал…

Мудрец расстроенно вздыхает, а я не понимаю, чего она ждала? Балкон секретного военного центра не самое подходящее место для романтики, а я не самая подходящая женщина. В конце концов, личная симпатия работает, как мощная мотивация. Влюбленная в генерала дурочка сделает гораздо больше, чем просто мимо проходящий мудрец. Гарантия лучшего результата. Но Поэтесса, кажется, слишком долго оторвана от нормальной жизни и теперь ей нужно верить в сказку. Она обнимает меня за плечи, заглядывает в глаза и спрашивает:

– Тебе хоть понравилось?

Не хочется ее расстраивать и врать нет смысла:

– Да.

– Ох, Ваше Превосходство, помогите мне, и так сводней себя чувствую, – стонет соседка. – Знаешь, Мотылек, у меня нет взрослой дочери, я понятия не имею, что нужно говорить в такие моменты и нужно ли вообще говорить, но ты уж не шарахайся от генерала, когда до дела дойдет.

Не очень понимаю, о каком деле идет речь, но раз уж говорим о поцелуях, то киваю и соглашаюсь. Несуществующие боги, сейчас нафантазирую себе невесть что, поверю, потом плакать буду в подушку. Только нового витка кризиса мне не хватало. Чтобы ни спать, ни есть, ни дышать не хотелось. Почему-то кажется, что боль от абстрактной несправедливости жизни все же лучше, чем тоска безответного чувства. Да еще и к генералу с веснушками и льдистым взглядом голубых глаз.

– А в чем ты на бал собралась? – хмурится Поэтесса.

Да, раз уж сказка, то до конца. Чтобы невзрачное чучело непременно превратилось в красавицу и укатило с блистательным офицером на блестящем черном автомобиле прямо из серых будней в яркую новую жизнь.

– А у меня много вариантов? – спрашиваю, оттягивая ворот больничной рубашки.

Мудрец кривится и качает головой:

– Кудри тебе нужно накрутить. Нарежем полосок из бумаги, намотаем на них пряди, как мы в детстве делали. Глаза черной ручкой подведем, а губы свежей свеклой накрасим. Ненадолго, но хватит. А когда бал?

Слушаю и смеюсь. Бумага, свекла, ручка – чего только не придумает женщина, чтобы казаться привлекательнее, чем она есть.

– Свекла! Ты серьезно? – тыкаю мудреца локтем в бок. – Все-таки бал у генерала.

– Вот пусть тогда Его Превосходство сам беспокоится о твоем внешнем виде, – улыбается Поэтесса, – но кудри я тебе все-таки накручу.