Океания

Назвавшийся Иисусом засмеялся вместе со мной:

– Ты единственный не хотел убивать никого, и это желание от самого сердца. Ты – Иисус.

Я не знал, что думать, что делать, и просто так спросил:

– А что мне сделать с сарацином, подскажешь?

– Сердце подскажет, – серьезно ответил Иисус.

Я достал меч из ножен, вложил его в руки воина и, подумав, сказал:

– Ты не видишь, но вижу я, рядом с тобой Аллах, он встречает тебя.

Сарацин открыл глаза, в них стояли слезы.

– Благодарю тебя, добрый человек, – прошептал он, и лицо его застыло в улыбке. Я закрыл ему глаза.

– Зачем тебе я, ну, в смысле зачем Христу свой Христос?

– Зачем ты, зачем вы все пришли в Святую Землю? – последовал вопрос на вопрос.

– Защищать Гроб Господень, обрести Бога, – ответил я словами священника, благословлявшего нас на кровопролитие неверных.

– Тогда скажи: зачем человеку Бог? – Иисус улыбался.

Я задумался: и вправду, зачем? Мысли крутились в голове, но одна вдруг промелькнула очень ярко:

– Вера. Бог нужен человеку, чтобы верить в Бога! – выпалил я.

Мой ослепительно белый собеседник утвердительно покачал головой.

– Вот и мне, Христу, нужен Христос среди людей, чтобы поверить в человека. И я встретил тебя, и я уверовал.

Я огляделся: мы разговаривали в полной темноте, посередине ночи, но я прекрасно видел Иисуса – он источал Свет.

– Возвращайся домой, – сказал он. – Святая Земля мертва, даже с тобой, но свой дом ты сможешь сделать Христовым пристанищем.

Я будто посмотрел на солнце, так ослепительно ярко стало моим глазам, а когда Свет успокоился, я оказался возле своей повозки с боевым топором на плече и неизгладимой мыслью в голове: Человек ищет Бога в себе для веры в Бога, Бог ищет Бога в человеке для веры в Себя.

Через месяц Саладин привел к стенам Иерусалима стотысячное войско и выбил нас из города. Отряд сарацин, окруживший наш обоз, уже поднял мечи, но их военачальник, осмотрев пустые повозки, рассмеялся:

– Это наши союзники. Они так плохо кормили своих воинов, что мы без труда справились с ними.

Сарацины заржали, едва ли не громче своих коней, – нам даровали жизнь. Мы вернулись на родину, в свои дома. Обратный путь был долог, но я видел рядом с каждым встречным «белого спутника» и ничего не боялся. Вот и сейчас ты слушаешь меня, а у тебя за спиной стоит улыбающийся Иисус.

Кто убил Иисуса?

Утешится ли в споре тот,

Кто сделает наоборот?

Противнику сдаст, не боясь,

Твердыню собственного «я».

Список подозреваемых

С сердцем, полным противоречий, от боли, порой ощущаемой физически, за страдания телесные, что принял Сын Божий, сошедший на землю с Любовью, дабы покинуть ее через Вознесение, оставив человекам изуродованное тело, Слово Истины и Надежду, до жалости к себе, не помнящему, ступал ли я по тем же камням, а если и да, то был ли другом ему или недругом, приглашаю тебя, читающего строки эти, набить трубку крепким табаком, положить в карман пиджака лупу, засунуть за пояс револьвер и расследовать убийство, совершенное прилюдно двадцать столетий назад.

– Прошло больше, чем двадцать столетий, – возразишь ты, деловито приглаживая накладные усы.

– Ты прав, компаньон, – соглашусь я. – Будем точны.

Итак, вот круг подозреваемых: Иуда, Пилат, Лонгин, Каиафа, Антипа и народ иудейский.

– Компаньон, ты сделал карточки? – спрашиваю я.

– Да, сделал, но ты забыл еще двух потенциальных убийц.

– Кто же они? – Мне становится интересно.

– Ты и я, – ответ моего читающего товарища. Что ж, дорогой мой компаньон, ты снова прав, добавим в список еще две карточки – «Ты» и «Я».

Понтий Пилат

Начнем с первого подозреваемого. Он уединился в своей спальне, дабы не слышать людского шума, измотавшего его за день. Толпа уводит Иисуса на смерть. Безжалостные иудеи – Пилат возлежит на мягком ложе в белоснежной тоге, отшитой алой лентой. Ему нравится появляться в этом одеянии перед народом, а в последней мизансцене, на фоне грязного измученного Царя Иудеев, он выглядел великолепно. У ложа на столике, инкрустированном слоновой костью и панцирем черепахи, инжир и финики. Понтий тянется за угощением, но, завидев нас, отдергивает руку и машет ею перед глазами.

Для него мы – бестелесные существа, туманности на фоне стен, причудливые фантомы его сознания. Будем импровизировать. Кстати, читатель, а ты знаешь латынь?

– Мертвый язык, – фыркнул компаньон. – Нет, выкручивайся сам.

– Приветствую тебя, наместник, – сказал я на своем языке, и судя по тому, что совершенно обалдевший Пилат указал рукой на две «селла», он услышал и понял меня. Мы бесшумно плюхнулись на подушки и начали допрос:

– Признаешь ли ты себя виновным в гибели Иисуса, Пилат? – начал я.

– Нет, – ответил он очень спокойно. – Я трижды выводил его к народу и объявлял, что не нахожу вины его. Я «умыл руки», они до сих пор влажны. – Он вытянул вперед обе ладони.

– Но ты не препятствовал его казни? – задал вопрос компаньон.