Ну а капитан Галышев, слегка сутулый и худощавый моряк, с лицом чуть-чуть побитым оспой, спокойный и на редкость вежливый человек, возивший в каюте целую библиотеку, являл собой полную противоположность Субботину. Про Галышева говорили, что ни одного приказания матросам в рейсе и на стоянке он никогда не отдавал без слова «пожалуйста». Команда любила его за это и уважала.
И Коля Субботин из Одессы перебрался в Мурманск, подальше от насмешливых взглядов знакомых. Позже, во время войны, мы встретились с ним при обстоятельствах… Однако обо всем следует рассказать по порядку.
Я увидел Колю Субботина в мирном Мурманске в полном здравии — румяного и нестареющего. Быть может, только седины малость прибавилось на его гладко причесанных висках. Он уже давно демобилизовался, возвратился в свое прежнее, гражданское состояние, принял траулер «Кильдин», снял военную форму, и на фуражке у него вместо золоченого «краба» со звездочкой белел теперь прежний эмалевый флажок рыбного тралового флота нашей страны.
В его «каморку» (так шутливо называл Субботин свою просторную, в три окна комнату на Жилстрое в деревянном доме, у разбитого бомбой кинотеатра «Северное сияние») сошлось в тот вечер человек десять северян, переживших в этом городе все бомбежки и военные пожары. Уже после полуночи стали мы вспоминать о всяких затруднительных положениях, в которые приходилось попадать морякам во время войны на Севере.
Самым вялым участником нашей оживленной беседы был Субботин. Он все сидел и, прислушиваясь к воспоминаниям, останавливал на рассказчике свой пристальный взгляд. Но потом, когда наши воспоминания расшевелили его, он тоже «заступил на вахту» — включился в общую беседу.
2
— У меня, знаете, тоже был однажды случай. Саша Пустынников, — с этими словами Субботин посмотрел на меня, — о нем немного знает и подсобит, коль у меня память заест.
В третье лето войны, вскоре после того, как открылась навигация, меня вызвали в штаб флотилии и вручили приказ отконвоировать до острова Обманчивый пароход «Северный ветер». Ну и естественно, вся ответственность за благополучный исход этого рейса возлагалась на меня, конвоира, на мой тральщик.
Рандеву с моим подопечным состоялось на траверзе острова Мудьюг, там, где Северная Двина впадает в Белое море.
Мы поджидали «Северный ветер» часа два, и как только он вырвался из поросших зеленью берегов реки, просемафорили ему: «Капитана на тральщик!» «Северный ветер» стал на якорь, и вскоре на шлюпке подчалил к моему кораблю капитан «Северного ветра» Варгаев. Конечно, говоря открыто, был я по сравнению с ним мальчишка, щенок. Я ведь ходил в этих морях недавно, шесть с малым лет. А Варгаев родился в становище Еретики, тут, на Мурмане, промышлял тюленей на льду Белого моря, а в детстве, еще мальчишкой, на обычных ботах забирался с отцом к Новой Земле. За свои годы Варгаев излазил все фиорды не только в нашей Арктике — он часто ходил в Норвегию и знал почти до Скагеррака любой пролив, любую банку.
И все-таки мне довелось инструктировать его, старика, сообщать ему военные сигналы, прокладывать курс кораблей и приказывать, как вести себя, коль нащупает нас в открытом море какой-нибудь бродячий «юнкерс».
Пока мы шли Белым морем, видимость была хорошая, лишь у Зимнегорского маяка стало слегка забрасывать туманчиком, но потом снова стало ясно. Возле Поноя мы получили семафор с берега: остановиться и ждать еще одного конвоира. Отдали мы якоря на внешнем Понойском рейде, на параллели мыса Корабельный. Я тогда еще, помню, подумал: «Значит, обстановка на море невеселая, коль начальство боится одному мне «Северный ветер» доверить, коллегу подсылает». Сходил на берег. Там начальник наблюдательного пункта рассказал мне, что, судя по последним данным, немецкая эскадра во главе с линкором «Тирпиц» вышла из Альтен-фиорда в Норвегии в неизвестном направлении.
Но выход ли немецкой эскадры на поиски легкой добычи был причиной тому, что мне давали подмогу? Думаю, что нет. Что могли сделать два тральщика против линкора? Причину и сегодня не знаю.
Болтаемся с моим подшефным на якорях, течением нас вертит помаленьку, обозреваем крутые, отвесные берега в устье реки Поной, маленькие гранитные островки, что поблизости, будку желтого цвета со столбом для сигнального огня на горе и прочий унылый пейзаж. Вдруг видим дымок со стороны острова Моржовец. Шпарит к нам какой-то корабль. Все ближе, ближе, и, наконец, в бинокль я различаю знакомый тральщик.