Оябун. Том 2

— С главной ветвью Абэ мы не пересекаемся. В одиннадцатом веке мои предки поселились на землях эмиси, которые позже отдали под управление Тадаёси Абэ-но. Позже перебрались южнее. Насколько мне известно, прямых родственных связей нет, хотя часть прапрадедов служили действующим правителям провинции Мицу.

— Понял. Просто хотелось понять — могут ли на вас попытаться влиять через родню или нет. К сожалению, я периодически сталкиваюсь с людьми, кто не умеет разделять личные интересы и клановые.

— Меня воспитывал папа, он работает машинистом поезда, водит скоростные составы на линии Токайдо. День дома, два дня в дороге. Мама умерла, когда мне было двенадцать… За мной нет кого-либо, кто будет продвигать интересы клана Абэ или какого-либо иного. Я — сама за себя, Исии-сан.

— Гомен-насаи, что поднял этот вопрос. Я тоже сирота, воспитывает дядя. Хотя сейчас большую часть времени решаю возникающие проблемы самостоятельно. И еще раз хочу повторить — вам не предлагают работу юдзё. Вы — не эскортница. Вы — представитель медиохолдинга «Аски-Ниппо». Ваша задача — фактом своего присутствия оградить Кудо-сан от навязчивого внимания поклонниц… Кстати, про него. Кудо-сан мой хороший друг. Он добрый и приятный в общении человек. Но его тоже жизнь успела пожевать, поэтому прячет настоящее «я» за маской крутого босса босодзоку. Побеседуйте с артистами, кому он помогает обрести себя и с кем сейчас проводит совместный тур. Наверняка они вам расскажут — какой он на самом деле…

— Я поняла, Исии-сан. Должна ли я подписать какие-нибудь документы?

— Если вам это важно, я попрошу юриста составить контракт по оказанию консультативных услуг в рамках развития молодой музыкальной корпорации. Пока же пойду будить нашу звезду. У нас съемка в шесть, надо успеть его вертикально поставить. Приехал после проб и переговоров еле живой.

В этот раз похлопывание по плечу сработало куда как адекватнее:

— Да?

— Подъем, покоритель Олимпа. Надо умываться, пить чай и выезжать.

— Думаешь, моя мятая рожа кого-то порадует?

— Рожу загримируют на месте, если будет надо. Здоровье я тебе чуть-чуть поправлю. Заодно познакомлю с интересным человеком. Тебе наверняка понравится.

— Очередной журналист? Гони нафиг, меня от них уже тошнит.

— У тебя же второй помощник с ними работает? Или третий?

— Да похрен, все равно пролезают, как тараканы… «Как вам удалось достичь столь невероятного успеха? Кто из родственников помогает раскрутиться?»… Уроды. Я только маме помог за дом выплатить, а они «кто вас спронсирует».

— Значит, заведи четвертого, кто будет пинками гонять всех, на кого покажешь пальцем. И пора уже определиться, кто отвечает за связи с общественностью.

— Ага… У себя-то завел?

— У меня для этого есть Масаюки. Улыбается — и все журналисты разбегаются, как тараканы из-под тапка. Особенно когда он бейсбольную биту на плечо кладет… Вставай, умываться-собираться и радоваться жизни. Я очень надеюсь, что до десяти вечера мы все закончим и ты отоспишься.

— Мне завтра утром надо уже быть в Окаями.

— Экспресс идет четыре часа с копейками. Первый уходит в полпятого. В девять утра будешь на месте. Заодно поспишь — там кресла шикарные. И кондиционер. Самолетом — потратишь почти столько же времени, но придется пихаться в аэропорту, потом ехать из него… Пошли, чай стынет.

Я пошел по коридору к балкончику, приятель брел следом. Встав рядом с ограждением из металлических канатов, спросил:

— Так что за сюрприз?

— Хочу представить тебе Азэми Абэ. На ближайшие полтора месяца она будет присматривать за твоим распорядком дня, давать советы по любым корпоративным заморочкам и разгонит табун спятивших нимфеток, кто пытается подарить тебе чемодан ношенного кружевного белья. Что, еще не дарят? Странно.

Разглядывая девушку, Горо Кудо попытался пригладить гордо торчащий хохол и задумчиво произнес:

— Красивая. И где ты только их находишь.

— Выбираю среди твоих поклонниц. У меня таких нет… И еще, брат.

— Да?

— Вообще-то ты стоишь здесь, как на подиуме, в трусах и майке. Наверное, душ поможет тебе вернуться в более-менее вменяемое состояние.

* * *

В Лафорет Харадзюку подъехали за пятнадцать минут до назначенного срока. Я полюбовался собственной рожей, которая на постере до сих пор болтается, хмыкнул:

— Странно. Мне казалось — должно уже было примелькаться.

— Там на первом этаже поставили два стеклянных куба для голосования: «оставить или снять», господин. Можете посмотреть на результат, — тут же сообщила все знающий секретарь.

— Диллема. Если я суну бумажку в тот, где «убрать», как народ это оценит?

— Боюсь, обидятся.

Постер Азэми Абэ заметила, с оригиналом сравнила, но промолчала. Зато я смог оценить кубики стеклянные и наполнение. В «казнить» валялось от силы двадцать бумажек, сиротливо болтаясь на самом дне. А в «пусть висит и мучается» — кубик был забит до половины. Дикие люди. И охота им на пижона с катаной любоваться.