Ограбление Харон

– Ай-ай-ай! Как же он мог так поступить?! – А про себя подумал с завистью: «Повезло мужику, избавился от ядовитой змеи, сразу ожил, вдохнув воздух свободы…» Ему-то самому в этом плане развод никак не светил: трое детей и жена под стать маршалу, на которого глянуть косо боишься.

– В смысле? Что – развелся? – напряглась посетительница.

– Нет. В том, что посмел над вами издеваться.

– Так не в этом суть, – опять завелась Катерина Молоткова. – А в том, что он не должен был выздороветь. Я специально узнавала, всех врачей оббегала, шоколадками их и коньяком угощала. Все как один твердили: умрет ваш супруг. Очень скоро умрет. А он на это – здоровей прежнего стал. А ведь так не бывает. Тут явно некие темные дела замешаны. И недаром Семка в последние дни с этим кагэбистом снюхался и с его лярвой дружбу возобновил…

– Это вы о ком? – насторожился полковник. – О каком работнике определенных органов идет речь?

– Так я о Ромке Ландере. Он когда-то до майора в Москве дослужился, а лет десять назад ушел в отставку и в Германию съехал на постоянное проживание. А недавно вновь заявился и с этой своей художницей Зинкой сошелся.

– И что в этом странного?

– Да вроде бы ничего. Он с ней еще в юности путался, когда мы еще одной бесштанной командой бегали. Но ведь так и не женился за все эти годы, и Зинка оставалась одинокой. А тут вдруг вернулся и какими-то торговыми делами занялся, склад огромный на полигоне арендовал, мужа моего туда устроил на полный пансион, с проживанием. Вначале на мотороллере разъезжал, а теперь на каком-то джипе по поселку рассекает. И слух прошел, к свадьбе Ромка с Зинкой готовятся, даже венчаться собрались.

– Догадываюсь, что случилось дальше, – стал полковник закруглять надоевшую ему беседу. – Эти Ромка с Зинкой каким-то секретным колдовством излечили вашего мужа, что есть страшная опасность для всего общества? Правильно?

– Именно! И вам следует с этим делом немедленно разобраться!

Хозяин кабинета демонстративно встал, давая знать, что пора прощаться:

– Ну что ж, будем принимать меры! Со всей принципиальностью, так сказать, и непримиримостью к правонарушениям. Огромное спасибо за сигнал!

– Как же так? – растерялась Катерина, приподнимаясь на ноги. – У меня еще много всяких подробностей и догадок…

– Всем остальным займутся профессиональные следователи! – торжественно пообещал Рюкилов. – А если вы понадобитесь, вас вызовут повесткой. Всего хорошего!

Понурившись, дама вышла из кабинета, еле слышно бормоча себе под нос:

– Чего уж тут хорошего?.. Вокруг убивают, бросают, женятся…

Когда она ушла, полковник вызвал сержанта и строго приказал:

– Что хочешь делай, но чтобы этой… да и подобной ей посетительниц я больше в жизни не видел!

– Поняла!

– Кто там еще в приемной?

– Директор рынка, вы его сами вызывали.

– Ну давай его сюда, хоть с умным прохиндеем пообщаюсь…

Служба, пусть и неизвестно до какого времени, продолжалась.

Глава 28 Простой, как танк

Оставить без надзора такое детище, как «Логотранс», надолго Элла Витальевна и помыслить не могла. И когда сразу после оглашения завещания приставленный к ней Шалавин заявил, что «…скоро отправимся в Заволжье», она тут же об этом забыла.

Но прошло несколько дней, и в ее руках оказалось письмо, написанное рукой покойного Никиты Трофимовича. И там, в частности, были такие строки:

«…ничему не удивляйся, а просто верь моей предусмотрительности. Перед своим последним часом я все продумал, и теперь (я в этом уверен абсолютно!) все идет великолепно. Так что перекладывай все свои обязанности на плечи назначенных тобой замов и собирайся в краткосрочный отпуск. Считай это моим распоряжением. А если нет нужных заместителей, то значит, я и в тебе ошибся…

Так что не подведи старика! Собирайся в путь! А Жора купит нужные билеты и сопроводит тебя в нужное место.

А пока прощаюсь… до следующего моего письма!»

Там еще много чего оказалось ценного и нужного в виде подсказок, паролей и номеров счетов. Только за конфиденциальность и пользу подобного письма следовало наградить Шалавина немалой премией. А уж как оно оказалось в его руках – вообще в голове не укладывалось.

Ну и в конце дня, просидев над письмом часа два, перед тем как уснуть, Яровая окончательно убедилась в огромной странности всего происходящего. У нее даже мелькнула жуткая мысль, что на самом деле господин Шенгаут не умер, а вместо него похоронили кого-то другого. Уж слишком мистическим выглядело его предвидение всех событий и уж слишком точно он на них сумел отреагировать из глубины прошедшего времени.

А такого быть не могло, потому что… такого не бывает никогда!

Вот в таком психологическом раздрае и попыталась Элла заснуть. Утешая себя пословицей «Утро вечера мудренее».

Но вместо утренней уверенности в себе проснулась с иной уверенностью, которую даже мысленно побоялась озвучить: «А ведь Никита жив! Точно жив». Иначе он никак не мог написать подобное письмо перед смертью! И придется мне принять эту версию за основную. Потому что все остальное – полнейший нонсенс!»