Ограбление Харон

Бежать? Когда в руках есть оружие? Вот и осталась парочка на месте, взяв огнестрелы на изготовку и осторожно пятясь от дверей в самый дальний угол гостиной.

Разве что Зинаида недовольно шептала себе под нос:

– Не дом – моя крепость, а какой-то проходной двор, прости господи!

Глава 19 Кто есть кто

Уже несколько дней Федор Карпович Кардыш работал как ломовая лошадь. После скорбной кончины истинного владельца фирмы «Логотранс» именно на его плечи рухнули многочисленные проблемы с переходом громадного детища под иное руководство.

Конечно, официально Федор Карпович и до того являлся генеральным директором, вытягивая на себе основные сложности руководства. Но самые важные, самые секретные и самые денежные потоки продолжал до своей смерти контролировать брат его родного деда, Никита Трофимович Шенгаут, истинный создатель «Логотранс». Хоть старцу уже было за девяносто и он давно по всем статьям числился на пенсии, тот довольно прытко вел дела, держа в своих жадных лапках основные нити управления. Ну и когда (наконец-то!) умер, выяснилось, что громаднейшая часть деятельности фирмы так и осталась в тени. Раскопать все тонкости оказалось практически невозможно, и довольно-таки гигантские прибыли стали исчезать в неизвестности.

Потому-то Федор Шенгаут и не спал ночами, потому и зверствовал в главном офисе, пытаясь отыскать утерянные контакты, пропавшие связи, где-то сгинувшие грузы и куда-то исчезнувшие миллионы. Пока у руля сидел Дед Никита, как его называло подавляющее количество родни, из кресла директора вся деятельность виделась упорядоченной, красивой и шикарной. Умеющий с шиком одеваться директор посещал приемы, подписывал изящно договора, соблазнял светских дам белоснежной улыбкой и повадками жгучего брюнета, считая себя чуть ли не пупом земли. Федор обожал путешествовать, купаться в теплом море на побережье Испании, вставлять в свою речь словечки из кастельяно и практически ежегодно менять супругу. И жил он всегда, будучи уверен, что без назойливой, ежечасной опеки со стороны Деда обязательно добьется большего в бизнесе и логистике, станет известен на весь мир и небрежным щелчком пальца заработает миллиарды.

А тут, стоило только создателю фирмы уйти в небытие, вся стройная, незыблемая организация труда стала скрипеть, разваливаться и тяготеть в сторону банкротства. И ладно бы кто-то помог в сию тяжкую годину из числа той же многочисленной родни или из числа самых близких прихлебателей! Они, конечно, все сбежались, не успело тело Никиты Трофимовича остыть толком в прохладе похоронного бюро в крематории, но не для помощи и содействия. Вся эта озабоченная кобла дегенератов с пеной у рта стала требовать повышения своих рангов и неуемного увеличения зарплаты. Еще и вопили, чуть ли не за грудки хватая: «Ты ведь обещал!»

Приходилось успокаивать этих рвачей-прохиндеев, давать новые обещания и тщательно разжевывать основные постулаты передачи полной или даже частичной власти в «Логотрансе». А сводились они довольно сжато в предварительном завещании старца, о котором знали все. И звучало оно так:

«Любые кадровые перестановки разрешаются лишь на десятый день после моей смерти. Исключение возможно лишь в случае назначения мною нового обладателя всех моих личных активов и контрольного пакета акций. Или назначение мною генерального поверенного на кризисный период. И то подобное вероятно лишь на шестой день».

– Это как? – нервничали самые нетерпеливые тугодумы из родни и ближайшего окружения. Приходилось им разжевывать по слогам:

– Все просто, чаваль[1]. На десятый день, в присутствии всех заинтересованных, нотариусы высветят на большом экране завещание господина Шенгаута. И только тогда станет окончательно известно, кому, чего и сколько досталось из активов. Кто станет выше всех, тот и будет руководить остальными. Понятно?

– А что там про шестой день?

– Объясняю, тронко [2]. Это дело может ускорить лишь человек, прибывший к нотариусу с особенным, письменным распоряжением Деда Никиты. По этому распоряжению нас всех соберут раньше, и раздача пряников произойдет скорей. Компренде?

Народ «компрендерил» слабо, в прищуренных глазах горело подозрение и обида. Но делать им было нечего, страждущие карьеристы засекали время и уходили в сторону ждать. Никто из них не предложил помочь, найти, разобраться и тому подобное. А тех, кто предложил, нельзя было к документам и на пушечный выстрел подпускать. Во всяком доверии есть свой предел. Вот и приходилось корячиться над проблемами самому.