Ограбить Императора

Взглянув на три небольших коробки и один ящичек, поставленные друг на друга вдоль бронированной стены, нахмурился. Оставалась всего-то горстка от некогда огромного состояния. Открыв одну из коробок, Евгений Фаберже внимательно всмотрелся в брелоки, лежавшие на красных подушечках. Ни один мастер из семейства Фаберже не чахнул над златом, для них это был всего лишь обыкновенный товар, который можно выгодно продать, чтобы потом, расширив производство, купить еще благородного материала и сделать что-то лучше прежнего. На его лице читалась только горечь. Аккуратно прикрыв картонную крышку, он защелкнул ее декоративным замком. Затем поднял ящичек, сделанный из десяти пород дерева, представлявший настоящее произведение искусства. В нем лежала дюжина папиросников, украшенных сапфирами и александритами. Весьма тонкая работа. Оставалось лишь порадоваться за человека, которому достанется подобная роскошь…

Евгений Карлович переходил от одной коробки к другой, разглядывал каждое изделие, словно хотел навсегда запомнить каждое из них, и по тому, как менялось его лицо, было понятно, что думами он где-то в прошлом, в золотом веке империи Фаберже.

– Вижу, вы хорошо уложили, – наконец произнес Евгений Карлович, закрывая последнюю коробку. – Остались еще драгоценности?

Отто Бауэр отчего-то смутился, но строгий взгляд выдержал уверенно:

– Да, кое-что имеется… Примерно на сто тысяч рублей. Но взять их в ближайшее время невозможно. Купец Измайлов съехал из города, должен вернуться через неделю, а Петр Кирпичников, – назвал он давнего друга Карла Густавовича, университетского профессора, – в настоящее время в клинике.

Евгений Карлович рассеянно кивнул. По крохам набиралось не так уж и мало. Во всяком случае, этих денег хватало бы на то, чтобы пережить нахлынувшее ненастье, а там, возможно, все и образуется. У него и самого было с пяток адресов, куда он отдал полсотни изделий. Так что если в ближайшее время удастся их вернуть, сумма набирается значительная.

– Хорошо, – сказал Евгений Карлович, слегка приободрившись, – только никуда не уходите, вы мне можете еще понадобиться.

– Всецело в вашем распоряжении, Евгений Карлович, – с некоторым облегчением проговорил главный бухгалтер.

– Сейчас мы отнесем все это в сейф и не станем его открывать ни при каких обстоятельствах, – хмуро напомнил Евгений Карлович. – Это единственное, что у нас осталось.

– Я вас хорошо понимаю, – сдержанно ответил Бауэр.

После того как они отнесли драгоценности в сейф, Евгений Карлович вернулся в кабинет и поставил лифт-сейф под высокое напряжение.

– Значит, вы нашли эти документы в мусорной куче? – перелистав бумаги, спросил Глеб Бокий, мрачно глядя на начальника уголовного розыска.

Селиверстов сидел в дальнем конце стола и напряженно молчал, пока председатель петроградской ЧК перелистывал документы, и чем больше он вчитывался в напечатанные страницы, тем смурнее становился. Слабый электрический свет, падающий на впалые щеки, придавал его коже сероватый оттенок.

Бумаги были в высшей степени интересные. Из них следовало, что швейцарская дипмиссия, включая посла Эдварда Одье, втянута в контрреволюционный эсеровский заговор. При этом швейцарцы оказались столь любезными, что даже предоставили мятежникам помещение для хранения оружия.

Интересно, знает ли об этом семейство Фаберже? А может, он сам и финансирует контрреволюционное восстание?

– Именно так, – с готовностью ответил сыскарь. – Честно говоря, я рассчитывал отыскать там нечто другое… А оно вот как обернулось.

– А что там с ограблением норвежского посольства? Удалось что-нибудь выяснить?

В шинели с чужого плеча, вжав голову в плечи, Селиверстов напоминал нахохлившегося задиристого воробья.

– Вот как раз в связи с этим я к вам и хотел обратиться, – встрепенулся он. – Нам удалось выяснить личность человека, совершившего налет на норвежское посольство.

– И кто же это?

– Это Василий Большаков.

– Что?! – невольно ахнул Глеб Бокий.

– Именно так. Он предъявил начальнику заставы свой мандат.

– Но бандиты могли украсть у него удостоверение.

– По описанию он точно подходит под Большакова. А кроме того, его сейчас нигде нет в городе. Я узнавал.

– Вот оно что… С ним был водитель… как его…

– Прокопий, – подсказал Селиверстов.

– Да, Прокопий. Где он?

– Сейчас в камере. Я его задержал… Говорит, что ничего не знает о делах Большакова.

– Что ж, все может быть… Дежурный! – громко выкрикнул Бокий. – И когда в комнату вошел красноармеец, распорядился: – Давай тащи мне сюда этого Прокопия!

Еще через несколько минут в комнату привели Прокопия. Лицо разбитое: лоб поцарапан, бровь рассечена, а на губе грубым рубцом запеклась кровь.

– Товарищ Бокий, я ни в чем не виноват, это товарищ…

– Вот что я тебе хочу сказать, Прокопий, – прервал его председатель петроградской ЧК. – У меня нет времени вести с тобой поучительные беседы. Драгоценности ты должен вернуть. Возьмешь с собой четверых бойцов.

– Так где же мне их найти, товарищ Бокий! – в отчаянии воскликнул Прокопий.