Огоньки в ночи

— Да, верно. Все тогда думали, что я затоскую и вернусь, не проучившись и одного семестра. И вернулась бы. Во всяком случае, была к этому близка. Но справилась, пообвыкла.

— Пообвыкла настолько, что не появлялась целых десять лет, — скупо упрекнул ее Калеб.

— Я виделась со своими. Они несколько раз прилетали ко мне... А ты все такой же беспечный, как в юности? — шутливо спросила она.

— А что?

— Уж и не знаю, плохо это или хорошо... Дамиен утверждает, что ты панически боишься обязательств.

— Просто у меня есть цель, — выдал Калеб.

— Какая же? — искренне заинтересовалась Ава.

— Это секрет, — тотчас парировал он, рассчитывая ее заинтриговать.

— Не пытайся меня дурачить. Мне вот-вот стукнет тридцать, — холодно отозвалась молодая женщина. — Нет у тебя никакой цели, и секрета никакого тоже нет, — разочарованно резюмировала она.

— Вот как? Ты уверена? — не сдавался Калеб в попытках напустить на себя таинственности.

— Уверена. Ты и прежде любил мистифицировать, лишь бы привлечь к себе всеобщее внимание. Молоденькие девушки обычно на такое ведутся. Пока не разберутся, что к чему...

— А ты уже разобралась? — почти воинственно спросил Калеб.

— Думаю, да, — уверенно кивнула Ава.

— Мои поздравления, — рявкнул он. — Зато ты всегда избегала всеобщего внимания, как чего-то криминального, боялась косого взгляда, неодобрительного слова в свой адрес... — злопамятно припомнил он.

— Эти времена давно позади, — рассмеялась Ава. — Сам посуди... — предложила она, гордо выставив свою полуобнаженную грудь. — Смогла бы прежняя мисс Хэллибертон показаться на людях в таком наряде?

— Да, метаморфозы знаменательные, — пробурчал Калеб. — Ава, которую я знал, сгорела бы со стыда и не надела бы такое провоцирующее платье. Равно как и не стала бы этим похваляться.

— Насколько я помню, прежде не так-то легко было задеть твое самолюбие, Калеб, — объявила она, пронзая его жгучим взглядом. — Скажи-ка, растительность на твоем лице и взъерошенная шевелюра — это результат многодневного загула или попытка следить за модой? — поинтересовалась она, шутливо потрепав его приподнятый парикмахером чуб с имитацией выгоревших на солнце прядей.

— Отстань! — зло процедил Калеб.

— Ай! Руку не откуси, — продолжала забавляться подружка юности.

— Ха! Ты мне мстишь? Интересно, за что? — быстро нашелся он.

— Просто спросила. Не хочешь отвечать, не настаиваю.

— Нет уж, я скажу, — настоял Калеб. — Бреюсь, действительно, не часто, а лишь от случая к случаю. То же самое касается и расчески. Беру ее в руки лишь по большим праздникам. Я ведь, знаешь ли, теперь крутой. Разве тебя не предупреждали? — Он решил прибегнуть к самоиронии, сознательно лукавя.

— Удивительно, но это идет вразрез с тем, что я о тебе слышала, — заметила Ава, ввергнув Калеба в минутное замешательство. — Не спорю, глаз ты радуешь вне зависимости от того, как я к твоему новому облику отношусь, — сделала очередной сомнительный комплимент женщина, с наслаждением отметив, какое сильное действие на него оказала ее прямолинейность.

— Поосторожнее, старушка, — попытался осадить ее Калеб. — Кстати, твоя репутация под угрозой, поскольку ты проводишь время в моей компании. Если ты справлялась обо мне, тебя должны были предупредить и об этом. Я не только крут, но и весьма опасен.

— Я это переживу, — дерзко ухмыльнулась женщина.

— Потанцуем?

— Не в настроении, — отказалась она.

— Наполнить бокал?

— Мне хватит, — Ава рассеянно глядела по сторонам, с грустью отмечая, что болтовня с ним уже не занимает ее, как это было прежде.

— Может быть, скажешь что-нибудь еще? — неуклюже попытался продолжить беседу Калеб.

— Исаак Ньютон родился в том же году, в котором не стало Галилео. В курсе?

— Спасибо, что просветила, — хмуро покивал он. — Сказала бы прямо, что я утомил тебя.

— Не дуйся. Пройдемся лучше. Я устала от этого гвалта.

Ава взяла Калеба под руку.

До сих пор он считал себя непревзойденным профи по части создания романтической атмосферы, в которой любая из женщин забыла бы всяческую осторожность. И вдруг растерялся, окончательно утратив инициативу.

— Как карьера? — Калеб с трудом поддерживал разговор.

— В полном порядке, — коротко ответила она.

— Никогда не мог запомнить твою специальность, — признался он.

— Социальная антропология, — ответила Ава.

— О! Это многое объясняет. Должно быть, ты на каждую особь смотришь теперь не иначе, как на носителя социально значимых признаков. Анализируешь, обобщаешь...

— Не скрою, — сдержанно отозвалась она, вмиг посерьезнев и озабоченно всматриваясь в Калеба.

— Может быть, мне стоит звать тебя доктор Хэллибертон? Так хотя бы внесем рациональное зерно в наше общение. Будешь, как привыкла, исследователем, а я — изучаемым объектом. Мне несложно ради науки...

— Не мели чушь, Калеб, — раздраженно осадила она его. — Если бы я решила сделать тебя объектом своего исследования, то в соответствии с этическим кодексом социолога первым делом предупредила бы об этом, как и о том риске, которому ты себя подвергаешь, соглашаясь предоставить личную информацию. Так что я на твоем месте не стремилась бы откровенничать.