Огонь неугасимый

— Все по-твоему получилось. Теперь душа спокойна… Не понять даже, почему сразу так не сделали. Видать, горе отнимает у человека разум.

Они приближались к воротам.

— Домой, Надежда Николаевна?

— Нет, мне еще в райком нужно.

Почувствовав по голосу, по взгляду Ясновой, как ей тяжело, Самарина зашептала с жаром:

— Ты права, тысячу раз права, Надежда Николаевна!.. Этой… змее мало по щекам надавать, ее к позорному столбу пригвоздить следовало бы. Я сама пойду к Макарову… Все как есть расскажу. Мы хорошо знаем Харраса, никто мысли не допускает, чтобы он был изменником.

На углу Яснова заскочила в телефонную будку и, вызвав райком, попросила Макарова принять ее сегодня же по личному делу.

Макаров сразу узнал голос Ясновой и без лишних слов сказал: «Приходите».

Сунув руку в карман брюк, первый секретарь прохаживался по дорожке в кабинете, видимо о чем-то раздумывая. Как ни была расстроена Надежда Николаевна, но она сразу заметила, что темные, немного вьющиеся волосы Валерия Григорьевича, особенно на висках, пепельно посерели, вертикальная складка на широком крутом лбу глубже бороздила переносье, в глазах, пронзительно смотревших из-под сросшихся прямых бровей, затаилась усталость. Но фигура оставалась юношески стройной. Явно чувствовалась армейская выправка.

— Пожалуйста, пожалуйста, Надежда Николаевна, жду, — пригласил Макаров.

Надежда Николаевна присела на краешек стула, откинула с головы платок, из-под которого на лоб выбилась седая прядка.

— Не знаю, с чего и начать, — подняв плечи и глубоко вздыхая, сказала Надежда Николаевна. — Простите, что пришла прямо к вам, а не в партком завода… Но меня забросали такой грязью… столько на меня обрушилось несправедливых, гадких слов, что я не выдержала…

Надежда Николаевна подняла голову. Заплаканное лицо посуровело. Голос окреп.

— До сих пор не понимаю, как дошла до этого… — проговорила она, и Макаров заметил, что она трет платком правую руку, словно оттирает приставшую грязь.

— Да, не надо бы так. Можно иными путями призвать ее к порядку, — сказал Макаров, которому уже было известно об инциденте на улице.

— Не стерпела, сорвалась, Валерий Григорьевич… — виновато склонила голову Надежда Николаевна. И после паузы, вскинув внезапно глаза на Макарова, сказала: — И все же я не очень раскаиваюсь! На моем месте любая женщина с чистой совестью поступила бы так же.

— Возможно. Но подумали вы, какое впечатление это оставит? Никуда не денешься… — сказал Макаров. — Депутат… коммунистка… передовой мастер… и вдруг бьет на улице женщину! Якупова уже по всему городу успела раззвонить. Побывала и в милиции и в суде… И у меня нашумела. Оставила заявление на десяти страницах. Чего там только нет! Обвиняет и вас, и Гаязова, и Назирова…

Теребя кисти пухового платка, покрасневшая Надежда Николаевна спросила:

— А Назирова-то в чем она смеет обвинять?

Макаров не счел нужным повторять сплетни Якуповой и, когда Надежда Николаевна несколько успокоилась, спросил ее об отношениях с Гаязовым.

— Неудобно как-то рассказывать, Валерий Григорьевич… Все же, если просите, расскажу. От партии у меня никаких тайн нет… В тот день, когда случилась эта скандальная история, я была в доме Гаязова. Он болеет, — вы это знаете. Мы проведали его вместе с Матвеем Яковлевичем. Но дело не только в этом посещении. У нас с Зарифом довольно сложные взаимоотношения. В молодости он любил меня, а я вышла за Харраса, потому что любила Харраса. Затем война, муж не вернулся. О нем пошли слухи один вздорнее другого. Я тогда говорила вам и теперь повторяю: не верила им и не поверю… Прошло десять лет. Десять лет! — Надежда Николаевна помолчала, опустив голову. — Положение в семье Гаязова вам тоже известно. Он мне… сделал предложение. Я верю, это у него от чистого сердца… Гаязов ждет от меня ответа. Я еще не знаю, что отвечу… Вот моя правда о Гаязове, Валерий Григорьевич… А остальное все ложь…

Пока Надежда Николаевна говорила, Макаров вспомнил заседание бюро райкома, Шагиагзамова, вытиравшего грязным мокрым платком красную шею, непристойную карточку Якуповой, оказавшуюся у того в партбилете, и перед ним забрезжила неясная догадка, что есть какая-то связь между исключением Шагиагзамова и всем случившимся с Надеждой Николаевной. Он старался восстановить в памяти, что говорила Якупова, придя в райком. Шамсия твердила, что она жена погибшего на передовой воина и, хотя овдовела, ни на волос не запятнала себя, что она не жалеет своих сил ни в труде, ни на общественной работе. «Кое-кому не нравится, что я веселый человек, певунья, плясунья. Но, если завком поручил мне культмассовый сектор, как тут не запоешь, не запляшешь». Макаров вспомнил, что Якупова на все лады подчеркивала, что Надежда Николаевна пачкает имя депутата, что она открыто путается с Гаязовым. «А мы-то избрали ее депутатом, агитировали за нее, отдали голоса». И на прощание пригрозила: «За это и секретаря парткома не погладят по головке…»

Не зная, о чем думает Макаров, Надежда Николаевна продолжала: