Огонь и отвага

Слова, произнесённые тихим, спокойном и практически бесстрастным голосом, эхом отдались от стен кабинета. Они прозвучали эпитафией для него как для офицера и пяти членов его экипажа, которых уже было не вернуть.

– Как я уже сказал, данное заключение предварительное. Тем не менее было принято решение вывести тебя за штат флота с половинным жалованьем. Ты будешь отстранён от командования, но не уволен со службы. Решением комиссии тебя переводят в резерв.

Услышав это, Том усмехнулся. Перевод в резерв. Любой офицер, в чьём личном деле будут написаны такие слова, на веки вечные останется сухопутной крысой, без возможности вновь подняться на мостик боевого корабля. У него отобрали его крылья. Навсегда. И если быть честным, сделали это по его же собственной глупости.

– Тебе официально сообщат об этом решении, скорее всего через три или четыре дня. Я потянул за кое-какие ниточки и добился возможности сказать тебе это лично. После получения сообщения тебе нужно будет передать все свои дела.

– Моя карьера…

– Твоя карьера, Том, окончена. – В голосе его отца послышалась сталь. – По крайней мере, на время расследования. Как я уже сказал, решение временное и предусматривает только твой вывод из штата действующих офицеров на время расследования. Оно, конечно, затянется, но если твоя непосредственная вина не будет доказана, скорее всего ты сможешь вернуться на службу.

– Но капитаном корабля мне уже не быть…

Виктор Райн медленно покачал головой:

– Нет. Скорее всего нет… Хорошо, что ты ещё смог избежать военного суда в связи с гибелью членов твоего экипажа. От него тебя спасло то, что с реактором ты поступил абсолютно правильно, отключив его из цепи. И то, что провести ходовые испытания после ремонта вам было приказано. Так что все твои действия были верными, особенно после аварии. Ну и конечно, твоё имя помогло. Хочешь знать моё мнение?

Том осторожно кивнул.

– Ты совершил глупость. Из-за своей самоуверенности ты всегда был хорошим офицером. Но это сделало тебя слишком самонадеянным. Гордым. В твоей жизни просто не встречалось ситуаций, безысходность которых могла бы научить тебя безжалостности судьбы. И вместо того чтобы поступить по уму и прервать испытания, ты продолжил их.

– Я…

– Замолчи и слушай, – резко прервал его отец. – Был ли дефект реактора или нет – это не важно. Окончательное решение о принятии решения лежит на тебе как на капитане. Ты отвечаешь за жизни подчинённых тебе людей. Ты, а не кто-то другой. Не имеет значения, что рабочими верфей была допущена ошибка. Не важно, что у тебя был приказ. Ты, а не кто-то другой принял решение. Жизни людей – вот цена совершённой тобой ошибки. Вот с чем ты столкнулся. И поверь, тебе ещё повезло. Не тебе пришлось писать письма родственникам погибших. Искать слова, которые могли бы объяснить им, что из-за своей ошибки ты лишил их родных и близких. Что из-за твоей проклятой гордости и самоуверенности они сгорели заживо, когда раскалённая плазма вырвалась из повреждённого реактора. Ты лежал в госпитале, когда писались эти письма.

На последних словах Райн-старший почти перешёл на крик. Каждое его слово причиняло сыну почти физическую боль. И каждое слово было правдой, от чего было ещё хуже.

Контр-адмирал замолчал, удивлённый собственной злостью.

– Наш флот полон молодых офицеров, – продолжал он. – Мало кто из них сталкивался с ситуацией, в которую попал ты. И это одновременно и прекрасно, и ужасно. Вы не знаете, что это такое – совершить подобную ошибку. И это рождает в вас самоуверенность и спесивость.

Том молчал. Ему нечего было ответить на эти слова.

Виктор Райн немного помолчал, словно разглядывая батальное полотно, висевшее на одной из стен.

– Ладно, я слишком хорошо знаю, с чем ты столкнулся. Вряд ли кто-то сможет наказать тебя сильнее, чем ты сам. С официальной частью покончили, и пёс с ней. – Он кивнул на сложенный левый рукав кителя: – Как рука?

Том неловко шевельнул плечом отсутствующей левой руки.

– Врачи сказали, что мне повезло. Нервные окончания практически не пострадали, так что у меня два варианта. Либо регенерация, либо протез.

– Ещё не выбрал?

– Я даже не думал об этом, отец. Это беспокоит меня меньше всего. Теперь.

Покачав головой, контр-адмирал встал из-за стола и, пройдя через кабинет, подошёл к переборке, которая была за кофейным столиком. На ней висела большая картина, почти в метр шириной, на которой была изображена сцена морского сражения. Древние деревянные корабли под белоснежными парусами вели сражение в клубах порохового дыма. Зная отца, Том был уверен, что картина – подлинник, а не копия. Неизвестному художнику удалось запечатлеть в статичной картинке весь грохочущий ад происходящего на батальном полотне сражения.