Огонь

Уши Мину горели. Она хотела быстрее уйти. Продолжать разговор не имело смысла. Парню было наплевать на дружелюбие Густава. Усевшись снова в машину, он захлопнул у них перед носом дверь и разгладил рукой складки на брючине. Потом поднял глаза на Мину и внимательно посмотрел на нее.

Мину показалось, что он видит ее насквозь и она ему совсем не нравится.

— Пойдем, — пробормотала она, потянув Густава за рукав.

— Этот тип вряд ли улучшит мнение энгельсфорсцев о жителях Стокгольма, — сказал Густав, когда они возвращались назад через поляну.

— Да уж, — вздохнула Мину.

Уже заходя в лес, Мину оглянулась и еще раз взглянула на усадьбу. Ей показалось, будто она увидела на втором этаже чей-то силуэт.

— Что будешь делать, когда придешь? — поинтересовался Густав.

— Не знаю, — ответила она.

Звякнул мобильный, Мину достала телефон из кармана юбки. Сообщение от Линнеи.

— Что-то случилось? — спросил Густав.

— Нет, — солгала Мину. — Ничего.

3

Деревья отбрасывали длинные тени, но прохлады не было. Наоборот, в лесу жара чувствовалась больше. Воздух был тяжелым и пах смолой, хвоей и нагретым деревом. И еще чем-то лесным, чему Анна-Карин не знала названия. Она глубоко дышала, идя по узкой тропинке, вьющейся среди черничника и корявых стволов.

Стояла тишина. Но покоя, к которому так стремилась Анна-Карин, и здесь не было.

Лес, животные и дедушка всегда спасали Анну-Карин в трудные минуты. Но только когда мама перевезла ее жить в квартиру в центре Энгельсфорса, Анна-Карин поняла, как много они значили в ее жизни.

Хутор продали. Дедушка жил в доме престарелых. Но лес по-прежнему был другом Анны-Карин. В летние каникулы она приходила сюда почти ежедневно. Прочь от городской суеты и толчеи, от назойливых взглядов чужих людей, от асфальта, бетона и грязи. Здесь она могла дышать. Здесь она даже могла мечтать.

Да. Так было всегда. Но не сегодня.

Все дети в Энгельсфорсе почти с рождения знают: в лесу нужно ходить по тропинке. На карты и компасы полагаться нельзя, все попытки провести в лесу соревнования по спортивному ориентированию неизменно заканчивались розыском пропавших людей. Впечатление такое, будто изнутри лес больше, чем когда смотришь на него снаружи.

Анна-Карин сама знает нескольких людей, без вести пропавших в лесу.

Однако до сегодняшнего дня лес никогда не казался ей враждебным, хотя для городского жителя страх перед лесом — чувство вполне обычное. Сегодня птицы молчат и даже насекомых не слышно. Но Анна-Карин продолжает идти все глубже и глубже в лес.

На ее висках выступили капли пота, и она вдруг поняла, что дорога идет на подъем. Горка пологая, не сразу заметишь, но ноги устают. Вот справа затопленная старая шахта. В воде отразился солнечный луч, и Анне-Карин захотелось пить. Почему она не взяла с собой воду?

Подъем становился все круче, почва сделалась каменистой и твердой. Жара усиливалась. Ветки, нависавшие над дорогой, шуршали сухой листвой. Анна-Карин тяжело дышала, губы были солеными от пота.

Вот и вершина. Земля стала более ровной, лес поредел. Анна-Карин села на трухлявый пень, чтобы отдышаться. Пить хотелось нестерпимо, губы потрескались, перед закрытыми глазами плыли разноцветные круги. Анна-Карин старалась дышать ровно и спокойно, но облегчения не наступало, казалось, будто она снова и снова втягивает в себя уже использованный воздух.

Анна-Карин открыла глаза.

Воздух дрожал. Все предметы вокруг казались необычно яркими, запахи усилились.

Невдалеке от Анны-Карин стояло мертвое дерево. Оно напоминало человека, простершего руки к небу. В нижней части ствола зияло отверстие, похожее на рот. И тут, и там свисали лоскутья пепельно-серой коры.

Этого дерева здесь раньше не было.

Что за бред! Деревья не могут приходить и уходить. Тем более мертвые деревья.

Анна-Карин поднялась на ноги. Голова снова закружилась. Надо идти домой. Пить.

Но дерево манило ее. Она сошла с тропинки и двинулась к дереву. Сухие ветки трещали под ногами. В тишине звук казался оглушительным. Кустики черники так высохли, что под ногой Анны-Карин рассыпались в пыль. Она протянула руку, погладила горячий ствол дерева и пошла дальше, как будто во сне.

Позади странного дерева начинался обрыв. Внизу виднелись трубы старого завода.

Там и тут стояли голые стволы деревьев. Высокие и прямые, они белели на солнце, как кости.

«Это не засуха», — подумала Анна-Карин, сама не зная, откуда эта уверенность. Лес погиб от чего-то другого.

Она медленно обернулась. И не сразу заметила лисицу, стоящую возле пня, где она только что сидела. Янтарные глаза зверя спокойно смотрели на девушку.

От нестерпимой жары давило мозг, пот струился по лицу Анны-Карин, но она не двигалась, боясь спугнуть животное.

Однако пошевелиться все же пришлось — вытереть разъедавший глаза пот.

Когда Анна-Карин вновь посмотрела на пень, лисицы там уже не было.

Анна-Карин вышла из лифта в доме престарелых. Линолеум под ногами издавал противный чавкающий звук. Дедушка сидел в инвалидном кресле у окна гостиной. Какой же он худой! Анне-Карин кажется, что с тех пор, как они виделись в прошлый раз, дедушка стал еще меньше и тоньше.