Огни в долине

Ораторы не заставляли себя ждать. Едва заканчивал речь один, как слова просил следующий. На трибуну выходили даже те, кто обычно не выступал. Майский сидел рядом со Слеповым, слушая ораторов, записывал интересные мысли в свой потрепанный блокнот.

— Сам-то будешь выступать? — спросил Иван Иванович.

— Подожду. Каждое собрание — это школа, особенно для руководителя. И я тоже учусь. Разговорился сегодня народ, не часто бывает такое. И все дельные вещи.

Через полтора часа сделали перерыв. Покурить вышли на улицу. В разных местах засветились красные точки папирос и самокруток. И здесь продолжали обсуждать то, о чем говорили на собрании. Возле Данилки Пестрякова собралась молодежь.

— Ты обязательно должен выступить, — убеждала его Люба Звягинцева. — О тебе говорят, а ты молчишь, как рыба. Нехорошо даже.

— Не умею я, — отнекивался Данилка. — Пусть другой кто-нибудь из бригады.

— Другой, другой, а сам-то без языка?

— Он, Люба, руками больше говорить привык. И на шахте, и особенно, когда один на один с девушкой.

— Да ну вас, ребята. Я же серьезно.

— А я что? Я и говорю: пусть Данилка, этого-того, выступит.

Ребята засмеялись.

После перерыва неожиданно для всех слова попросил Афанасий Иванович Петровский. Волнуясь, поминутно одергивая пиджак, он сказал:

— Я беспартийный. Как-то так вот получилось. Старый я… Но позволю себе тоже выступить на собрании коммунистов, потому что все помыслы мои с ними. Да-с… Простите великодушно старика. На прииске работаю сорок лет, а не видал еще такого. Раньше работали, как говорится, кому как бог на душу положит. А теперь нельзя так. Недавно мы закончили полную реконструкцию прииска, получили новые машины. И как же можно по-старому? Да тогда нас всех надо отсюда, попросить… Но что же такое получается? Люди начинают работать по-новому, как сейчас говорят, по-ударному, а им угрожают. Да-с, угрожают. Я про письмо, которое получил Данила Григорьевич Пестряков. Да как же это можно? Мы радоваться за него должны, он пример для нас и, как правильно говорил Ашот Ованесович, учиться у него надо. Пусть у нас больше будет Пестряковых. На каждой шахте. Если мы не используем ту технику, которую нам дали, мы совершим преступление. Давайте все учиться друг у друга, помогать друг другу.

После Петровского вышел Данилка Пестряков. Едва его угловатая фигура появилась на трибуне, как по залу, словно порыв слабого ветра, пролетел легкий смешок. Наступило веселое оживление. Слепов сердито сдвинул брови и постучал карандашом по стакану. А Данилка все переминался с ноги на ногу, поглядывал на сидящих в зале и старательно откашливался.

— Смелей, Данила Григорьевич, смелей, — негромко сказал Слепов. — Не стесняйся, здесь все свои.

— Давай, Данилка, давай, — шептала Люба Звягинцева. Она сидела в первом ряду, прямо против трибуны, и сама, волнуясь не меньше парня, накручивала на пальцы носовой платок и шептала все громче: — Ну, Данилка, начинай, начинай же.

— Он раздумал выступать, — сказал кто-то, и по залу прокатился веселый гул.

Пестряков посмотрел на Любу невидящими глазами, еще раз откашлялся и вдруг неожиданно громко сказал:

— Я, этого-того, не раздумал. Значит, так. Наша бригада хорошо работает. Факт. Только уж больно много нас хвалили сегодня. Не за что. Тоже факт. Многие так могут, если захотят. По-моему, просто не хотят. А кому интересно посмотреть, как мы работаем, — приходите, смотрите. Что знаем — покажем. Секретов у нас нет. Теперь про записку скажу, про письмо это. Не знаю, кто ее писал, да и знать не хочу. Скажу: пусть не пугает. Плевали мы на такие записки. Как работали, так и будем. И даже, этого-того, еще лучше постараемся…

В зале захлопали, послышались возгласы:

— Молодец, Данилка!

— Правильно сказал. По-комсомольски.

Пестряков сел рядом с Любой, и она, радостная, что-то быстро и весело ему зашептала.

Последним выступал Майский.

— С этой трибуны сегодня говорило много людей — и коммунистов, и беспартийных. Слушал я и радовался: какой у нас на прииске замечательный народ. Умеет работать, понимает, во имя чего трудится. К тому, что здесь было сказано, собственно, и добавить нечего. Вот висит лозунг. Вы все его, наверное, прочитали не один раз. Прочитайте еще, — директор повернулся и медленно, отчетливо выговаривая слова, прочитал: — «От ударных бригад — к ударным участкам и шахтам». Вдумайтесь, товарищи, в эти простые слова. В них — наша главная задача. Ударных бригад у нас пока немного. Но они есть, они показывают пример. И вот от этих бригад мы должны переходить к ударным участкам, а потом — к шахтам.