Огни в долине

Они распрощались с гостеприимными хозяевами и вышли на улицу. Светила полная луна. По улице метался сырой, холодный ветер, бренчал железом на крышах, раскачивал голые деревья. Майский бережно поддерживал под руку Елену, заглядывал ей в глаза и счастливо улыбался.

Новый дом, где им предстояло жить, стоял неподалеку от приисковой конторы. В нем было четыре квартиры, каждая с отдельным входом. Майский и Мельникова поднялись по ступенькам на невысокое крылечко с перилами. Александр Васильевич зажег фонарь и открыл дверь. Дом встретил их чуткой тишиной, запахом свежего дерева, известки и теплом. Квартира имела кухню и две комнаты.

— Тебе нравится, Аленка? — Майский беспокойно ждал ответа.

— Нравится, — отозвалась Елена, обходя комнаты. — Вот только нет у нас ни стола, ни стула. Невеста я без приданого.

— На первое время у людей кое-что попросим, а там и свое наживем. И я жених небогатый.

— Невеста… Жених… — тихо сказала Елена, прислушиваясь к словам. — Когда о других так говорят — ничего странного, а о себе… Чудно. Я — вдруг невеста. Ты — жених.

— А, по-моему, не странно, — немножко обидчиво возразил Александр Васильевич. — Надо только привыкнуть.

Он привлек девушку к себе, ласково и осторожно обнял.

— Будь хозяйкой в этом доме, Аленушка.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

С появлением Дуни многое изменилось в доме Сыромолотовых. Егор Саввич повеселел. На сноху поглядывал ласково, старался выказать ей свое внимание. Обедать или чай пить без нее не садился. Дуня вначале побаивалась свекра, но потом к нему привыкла. Она уже знала, когда должен прийти Егор Саввич с работы и все готовила к его приходу. Как когда-то Аграфена Павловна, так теперь Дуня встречала Сыромолотова у двери, помогала снять верхнюю одежду, подавала домашние туфли, в холодную погоду подогретые на печи. Пока он умывался, держала наготове полотенце, а затем приносила халат. Егор Саввич в это время говорил ей какие-нибудь пустяки и в заключение трепал широкой ладонью по пухлой щеке. Быстро усвоив привычки и вкусы свекра, Дуня ставила ему тарелку на строго определенное место, около нее — любимую хозяином деревянную ложку с хохломской росписью, блюдечко с нарезанной луковицей, солонку и рюмку. Егор Саввич, расчесав густые волосы на голове и бороду, довольно оглядывал себя в зеркало и садился за стол. Дуня наливала ему любимой перцовки, потом подавала щи или лапшу с бараниной. Готовить она умела, Сыромолотов скоро отметил это и похвалил сноху.

Мелентьевна тоже приветливо относилась к молодушке, нравились ей старание и ловкость Дуни: всякую домашнюю работу она знала, умела готовить, по утрам в постели не залеживалась, а спать ложилась последней. Сноха без дела не бывала, все находила какое-нибудь занятие. Так что Мелентьевне оставалось только распоряжаться. И ей это нравилось. Как-то она завела речь с Егором Саввичем об уходе.

— У тебя теперь сноха есть, Егор Саввич, зачем две женщины в доме? Отпусти меня.

— Еще чего? — с неудовольствием ответил бывший виноторговец. — Али обидел чем? Ты женщина, знающая хозяйство. О Дуне ничего плохого не скажу, но учить ее надо, учить. Уйдешь — все у нас кувырком пойдет. Уж сделай милость, останься. А потом, сама знаешь, перемены будут. Как же без тебя?

Мелентьевна, конечно, понимала, на какие перемены намекал Сыромолотов. Да, без нее им не обойтись. Больше об уходе не заговаривала.

За обедом или ужином Егор Саввич подолгу беседовал со снохой о разных пустяках и все ласкал взглядом молодую женщину, пристально оглядывал ее фигуру, крутые бедра, полные ноги и как будто чего-то ждал. Дуня смущалась, краснела, опускала глаза под неотрывным взглядом свекра.

Однажды Егор Саввич не вытерпел.

— Внучонка мне надо, Дунюшка. Скоро ли дождусь?

— Не знаю, — тихо и не сразу ответила сноха и покраснела еще больше.

— Ну, как не знаешь, — немножко обиженно возразил Егор Саввич и ободряюще добавил: — Да не красней, дело житейское. Женщина ты замужняя, ничего зазорного в том нет. Только уж постарайся, Дунюшка, обязательно чтоб внучонок был. Дальше там как хочешь, а первый должон быть парнишка.

Дуня не отвечала, мяла в пальцах хлебный мякиш, руки ее слегка дрожали.

— Чего же ты, милая, молчишь? — настойчиво продолжал Егор Саввич. — Во сне ведь внучонка-то вижу. Бога о том каждый день молю. А уж я тебя отблагодарю, не сумлевайся. Так скоро ли?

— У Якова спросили бы, — наконец ответила сноха.

Сыромолотов раскатисто рассмеялся.

— Вот чудная. Откуда же мужику-то знать? Это вполне даже ваше, женское дело.

— Тятенька, Яша-то ведь не спит со мной, — на глазах у Дуни навернулись крупные слезы. — Что же я сделаю?

— Как — не спит?! — от удивления глаза у Сыромолотова полезли на лоб, лицо потемнело.

— Не спит. Возьмет подушку и на диван уходит.

— Ах стервец! — прошипел Егор Саввич, — Ну, я ему покажу. Ну, он у меня получит. Я-то, дурак, жду-пожду, а он смеется над отцом. Да и ты, Дунюшка, хороша. Чего молчала?