Огнерожденный

Сервоприводы брони Цу’гана воинственно зарычали, когда он шагнул к Претору, настрой доспеха отвечал тому, что происходило в душе воина.

— Этим дурам, неважно, немые они или нет, стоило призвать нас раньше.

Ему ответил стоявший рядом Гатиму.

— Скажи, брат, а ты смог бы переступить через собственную гордость? Решился бы позвать на помощь?

— Нам никто не нужен, мы — Адептус Астартес, — Цу’ган тяжело прошагал на свое место рядом с сержантом. Его неуверенная походка бросалась в глаза всем, и особенно Гатиму.

— Гнев отягощает тебя даже сильнее, чем доспех. Изгони его.

«Это не гнев», подумал Цу’ган. «Это ненависть».

И она засела в его теле, там, куда не смогли бы добраться пруты жреца-клеймовщика, сколь глубоко бы воин не требовал выжигать плоть. Всё бесполезно, если ненависть и гнев ушли внутрь тебя…

Позади Саламандр прозвучал рев двигателей, известивший о том, что «Неумолимый» оторвался от посадочной платформы. Десантно-штурмовой корабль доставил их так близко к бастиону-монастырю, насколько это было возможно без риска попасть в зону действия вражеских зениток. Обгорелые остовы нескольких транспортников Экклезиархии лежали за укрепленным периметром, лишний раз подтверждая правильность решения о пешем продвижении в зону операции. Спешка, с которой терминаторы отправились к Гробнице IV, не позволила подготовить иной способ высадки.

— Итак, мы остались одни, — Кай’ру поднял голову, провожая взглядом медленно растворяющийся в небе «Громовой ястреб». Корабль направлялся в планетарный космопорт, где ему предстояло принимать участие в эвакуации населения вплоть до новых распоряжений Претора.

— Брат, в конце мы всегда остаемся одни, — философски ответил Гатиму.

Претор повернулся к нему, видя, что все Саламандры заняли места в ритуальном круге.

— Возжигай пламя.

Струя из тяжелого огнемёта Гатиму вознеслась над пустырем яркой колонной, напоминающей факел маяка.

— Огонь Вулкана пылает в моей груди, — речитативом произнес Претор.

— Им я смету врагов Императора, — хором ответили они, помещая ладони в пламя. Воины подождали, пока горящий прометий зачернит кончики пальцев латных перчаток, и лишь затем убрали руки.

— Мы рождены в огне и отправляемся на войну, сжимая пламя в бронированном кулаке, — продолжил сержант.

— На наковальню! — взревели терминаторы.

Претор воздел громовой молот и штормовой щит.

— Огненные Змии! Во имя Вулкана — вперед!

Разорвав ритуальный круг, Саламандры перестроились в боевой порядок — Претор шел во главе отряда, остальные сформировали квадрат за его спиной.

Счетчик расстояния на линзах визора Цу’гана указывал, что до бастиона-монастыря осталось десять километров. Территория между ними и целью служила полем битвы между подразделениями Экклезиархии и вражескими отрядами. Война оказалась совсем рядом, терминаторы никак не могли разминуться с ней на своем пути.

Их ждал долгий путь.

Евангелина молилась в одном из святилищ бастиона-монастыря, стоя на коленях у образа покровительницы её Ордена, святой мученицы Сестры Утраксийской. Окружавшие девушку целестинки в серебристой броне держали болтеры наготове, и, несмотря на свой статус элитных бойцов и боевой опыт, явно нервничали.

В дальнем углу небольшого помещения отец Люмеон беседовал с канониссой Игнацией. Как и сестры-целестинки, принадлежавшие к её личной гвардии, воительница носила серебристый доспех, хотя и более вычурно украшенный. На бедре Игнации, рядом со шлемом, покоился в ножнах древний силовой меч, а с пояса на жемчужных подвесках-чётках свисали кадила, наполненные маслами, и книга священных текстов. Лицо канониссы, покрытое боевыми шрамами, напоминало карту земель, в которых она завоевывала воинскую славу.

Отец Люмеон казался спокойным, но то, как он теребил пальцами ожерелье с аквилой, выдавало внутреннее напряжение.

— Мы можем спрятаться.

Игнация посмотрела на него, сузив глаза.

— В часовне Священного Убежища, — добавил священник.

Канонисса покачала головой. Предложение скрыться прозвучало для неё, словно анафема, воительница планировала выжидать, продолжая бой. Возможно, благодаря подкреплениям в лице космодесантников им удастся прорваться к десантно-штурмовым кораблям.

В припадке раздражения отец Люмеон махнул рукой в сторону Евангелины и образа Сестры Утраксийской. В раке, по форме напоминающей гроб, хранилась фаланга пальца великомученицы, и наиболее истово верующие утверждали, что некая духовная сущность до сих пор пребывает в окостенелых мощах.

— Святыню нужно забрать отсюда, нельзя допустить, чтобы она попала к врагу. Прямо сейчас отступники разыскивают её!

Игнация уже собиралась обрушиться на священника с укоряющими жестами, но тот покаянно поднял руку.

— Наши силы тают с каждой минутой. Скоро никого не останется, и запертые врата ненадолго задержат армии Губительных Сил. Но Адептус Астартес уже близко, канонисса.

Она нахмурилась в ответ, ещё горделивее прежнего.

— Спрятавшись, мы сумеем выиграть какое-то время. Возможно…