Огнепад

– Муравьи воюют постоянно. Это ничего не доказывает, кроме того, что они живые.

– А шифровики, вообще, живые? – спросил я.

– Что за странный вопрос?

– Ты считаешь, что «Роршах» выращивает их, словно на конвейере, и не можешь у них найти гены. Может, это просто биомеханические роботы.

– Это и есть жизнь, Китон. Ты сам такой, – новая доза никотина, новый шквал чисел, новая проба. – Жизнь – это не «или/или». Это вопрос степени.

– Я спрашиваю о другом: они естественного происхождения? Не могут быть искусственно созданы?

– А термитник – искусственный? Бобровая плотина? Звездолет? Конечно! Они построены естественно возникшими организмами, действовавшими в соответствии со своей природой? Разумеется, да! Скажи мне, как хоть что-нибудь в огромной мультивселенной может быть искусственным?

Я попытался сдержать раздражение:

– Ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Бессмысленный допрос: вытряси XX век из ушей.

Я сдался. Пару секунд спустя Каннингем уловил, что я молчу. Его сознание покинуло механические придатки и выглянуло из плотских глаз, будто в поисках загадочно умолкнувшего комара.

– Что ты до меня докопался? – спросил я.

Дурацкий вопрос, и очевидный. Недостойно синтета вести себя настолько… прямолинейно.

С мертвого лица сверкнули глаза.

– Обработка информации без осознания. Такая у тебя работа, не так ли?

– Это чудовищное упрощение.

– Ммм… – Каннингем кивнул. – Тогда почему ты не в силах осознать, насколько бессмысленно заглядывать нам через плечо и слать депеши домой?

– Кто-то должен поддерживать связь с Землей.

– Семь месяцев в одну сторону. Хороший диалог.

– Тем не менее.

– Мы здесь одни, Китон. Ты один. Игра закончится задолго до того, как наши хозяева узнают, что она началась, – он глотнул дыма. – А может, и нет. Может, ты общаешься с кем-то поближе, а? Тебе шлет инструкции четвертая волна?

– Четвертой волны нет. Во всяком случае, мне о ней ничего не говорили.

– Скорее всего, нет. Они же не станут рисковать своими шкурами, верно? Слишком опасно даже просто держаться в стороне и наблюдать издалека. Потому нас и построили.

– Мы создали себя сами. Никто не заставлял тебя делать себе перепайку.

– Да, перепайку я сделал себе сам, ты прав. А мог позволить вырезать себе мозги и улететь на Небеса, верно? Вот и весь выбор. Мы можем быть или совершенно бесполезными, или соревноваться с вампирами, конструктами и ИскИнами. Может, ты мне расскажешь, как это сделать, не превратившись в полного… уродца?

Столько чувств в голосе и ничего на лице. Я промолчал.

– Видишь, что я имею в виду? Не понимаешь, – он выдавил сухую усмешку. – Я буду отвечать на твои вопросы. Отложу работу и стану водить тебя за руку, потому что так приказал Сарасти. Полагаю, выдающийся вампирский интеллект видит осмысленную причину потворствовать твоему нескончаемому тявканью, а оно у нас начальник, поэтому я подчиняюсь. Хотя я не настолько умен, поэтому прости, но мне твои расспросы кажутся убогими.

– Я просто…

– Ты просто делаешь свою работу. Знаю. Но мне не нравится, когда мною вертят, Китон. А твоя работа заключается именно в этом.

* * *

Еще дома, на Земле, Роберт Каннингем едва скрывал свое презрение к бортовому комиссару. Оно было очевидно даже для топологически слепых.

Обработка биолога всегда давалась мне с трудом. И даже не из-за его невыразительной физиономии. Порой в его графах не отражались и более глубокие движения души. Возможно, он сознательно подавлял их, оскорбленный присутствием в команде «крота».

Прямо скажем, я не в первый раз столкнулся с подобной реакцией. Мое присутствие в какой-то мере оскорбляло всех. О, ко мне хорошо относились – или думали, что относятся. Терпели мою навязчивость, помогали, выдавали куда больше, чем думали сами.

Но за грубоватым дружелюбием Шпинделя и терпеливыми разъяснениями Джеймс не было настоящего уважения. С чего вдруг? Они стояли на переднем крае науки, на сверкающей вершине, покоренной гоминидами. Им доверили судьбу мира. А я рассказывал сплетни узколобым. И даже в том терялась нужда по мере того, как Земля уплывала все дальше. Балласт… Ничего не поделаешь, нечего и терзаться.

И все же… Шпиндель лишь наполовину шутил, обозвав меня «комиссаром». Каннингем доверился ярлыку без всяких шуток. И хотя я за долгие годы встречал немало подобных ему – тех, кто пытался скрыться от моего взгляда, – Каннингем первый в этом преуспел.

Я старательно выстраивал отношения с ним на протяжении всей подготовки, искал недостающие элементы. Однажды наблюдал, как он работает на хирургическом симуляторе и упражняется на новейшем интерфейсе, распростершем его сквозь стены и провода. Биолог оттачивал мастерство на гипотетическом инопланетянине, которого ради тренировки соорудил компьютер. Из установки наверху лапами чудовищного паука торчали датчики и суставчатые манипуляторы – они, одержимые духами, кружились и плели сети вокруг полувероятной голографической твари. Собственное тело Каннингема лишь слегка вздрагивало; в уголке губ колыхалась сигарета.

Я ждал, когда он сделает перерыв. В конце концов его плечи слегка расслабились. Протезные конечности обвисли.