Огнепад

Он отправляет сообщение, и передатчик выскальзывает из пальцев. Прощальное слово уходит за тысячи километров, когда ботинок топчет крохотное устройство в пыли; командование узнает обо всем в свой черед. Полковник оставляет позади все, кроме одежды, двух капсул с противоядиями широкого спектра и достаточным количеством еды для похода к монастырю в одну сторону Если мыслительные процессы Двухпалатников коренятся в религиозной философии, он надеется, что эта вера проповедует милосердие к заблудшим душам и прощение нарушителям границ.

Никаких гарантий, конечно. Есть столько способов прочесть данные, которые ему даровал рой. Возможно, он – лишь пешка в большой игре или голодное насекомое, которому однажды попалась крошка с небес, и теперь оно возомнило себя на короткой ноге с Господом. Во всех сценариях и противоречащих друг другу гипотезах несомненно одно – что это единственное озарение после многих лет. Теперь полковник жаждет большего настолько, что рискует всем. Сын пропал, но его нашли.

Сири возвращается домой.

– Отправляйся домой, – говорит полковник «ниссану», а сам уходит в пустыню.

ЭХОПРАКСИЯ [241]

Ненаглядной повелительнице единорогов, которая спасла мне жизнь

Мы не уничтожаем религию, уничтожая суеверие.

Цицерон

Когда думаешь только о небесах, создаешь ад.

Том Роббис

Мы взобрались на этот холм. С каждым шагом вверх видели все дальше и потому продолжали идти. Теперь мы на вершине. Наука на вершине уже несколько веков. Мы смотрим на равнину и видим, как то, другое, племя танцует в облаках, еще выше, чем мы. Может, это мираж или фокус? Или кто‑то просто взобрался на гору повыше? Мы не видим ее, так как даль застилают облака. Потому мы решаем выяснить, что к чему, но каждый шаг ведет нас вниз. Неважно, в каком направлении, – просто мы не можем сойти с нашей горы, не потеряв точку обзора. И мы тут же забираемся обратно, оказавшись в ловушке местного максимума. Но что, если там, в долине, действительно есть гора повыше? Единственный способ добраться до нее – стиснуть зубы, спуститься к подножию, а затем тащиться вдоль русла реки и снова начать подъем. Только тогда понимаешь: «Да, эта гора выше холмика, на котором мы сидели раньше, и с ее вершины видно намного лучше». Но до нее не добраться, разве что оставить позади все инструменты, которые изначально принесли успех. Вам придется сделать первый шаг вниз.

Доктор Лианна Латтеродт «Вера и адаптивный ландшафт», Диалоги, 2091

Прелюдия

Построить систему естественной морали почти невозможно. Природа не знает нравственных принципов. Она не дает нам никаких оснований считать, что человеческая жизнь достойна уважения. Равнодушная природа не делает разницы между добром и злом.

Анатоль Франс[242]

Белая комната, лишенная теней и топографии. Нет углов, и это очень важно. Нет закоулков, мебели, направленного освещения, геометрии света и тени, чьи пересечения под тем или иным углом можно принять за крестное знамение. Стены – точнее, стена – единая изогнутая поверхность с легкой биолюминесценцией; сферический вольер, сплющенный снизу в неохотной уступке двуногим условностям. Гигантская матка диаметром три метра, в которой сейчас хныкал зародыш, клубком свернувшийся на полу.

Матка, только кровь снаружи.

Зародыш звали Сачита Бхар, и эта кровь была в ее голове. Они уже вырубили камеры и все остальное, а она никак не могла забыть того, что увидела: комнату отдыха, гистолабораторию, даже чулан – черт возьми, грязную крохотную каморку на третьем этаже, где спрятался Грегор. Сачи не видела, когда его отыскали. Она перескакивала с канала на канал, лихорадочно ища признаки жизни, но находила только мертвых с выпущенными кишками. К тому времени, когда дошла до камеры с чуланом, монстры ушли.

Грегор так любил своего дурацкого хорька. Еще этим утром Сачита ехала с Грегором в лифте и запомнила его полосатую рубашку. По ней и опознала кучу, оставшуюся в каморке…