Огненный всадник

Государь собирал в своем шатре на Девичьей горе Долгоруковых, Хованского, Зубова, Волконского, Хитрова, Мило-славского, Гипсона и прочих и уже обращался к ним куда как более резко, требовал результатов, заставлял принимать меры и даже угрожал. И воеводы московские вновь бросались на штурм. 10-го августа они поставили на месте разбитого ядрами новый гуляй-город за Еленскими воротами. Целый день, с семи часов утра до самого вечера осажденные били сюда из пушек, московитяне отвечали, но огонь защитников города по пристрелянному месту был явно более эффективным: подвижные укрепления гуляй-города разлетались куски. Но и Смоленск нес ущерб. От беспрерывной пальбы одна башня обрушилась, а другая, видимо, сильно поврежденная ранее, от грохота и сотрясений с ужасным шумом развалилась сама по себе, и в ее руинах уже никто не осмеливался стоять. Были разбиты также две соседние кватеры Оникеевича, который, тем не менее, не прекращал шутить и подбадривать своих солдат. На других кватерах и башнях были сбиты зубцы и разрушены стоявшие на стенах избицы.

— Этой ночью будь наготове, — сказал как-то Обухович Кмитичу, — нам нужна помощь от Радзивилла, и только на тебя надежда. При первом же перерыве между канонадами уезжай из города. Или сейчас, или уже никогда не уедешь, — и он, впервые за последнюю неделю улыбнувшись, добавил: — хватит с меня неприятностей с гетманом. А Смоленск не так уж и плох, как я думал…

Сходя со стены, Кмитич увидал внизу, во дворе, среди разбитых лафетов, поломанных досок, бочек и носилок с ранеными Елену. Она сидела на корточках в своей красной юбке и ловко перевязывала ногу ратнику, который лежал на носилках и корчился от боли. Удивительно, но чепец девушки был вновь белым и чистым.

— И когда же ты только успеваешь еще и за одеждой следить? — улыбаясь, спросил Кмитич, поравнявшись с Еленой. Та встала, тоже улыбнулась ему, утирая пот со лба тыльной стороной запястья.

— День добры, пан Самуэль! Рада, что вы все еще живы.

— Постой, — удивился князь, — я же тебе пока не представлялся!

— А я и так знаю, кто вы. Я и вашу Маришку-дурочку знаю! И брата вашего читала. Хорошо писал!

— Даже так? — еще более удивился Кмитич, разглядывая привлекательное лицо девушки и проглотив слово «дурочка» в адрес Маришки. Оно, лицо этой блондинки, правда, несколько осунулось, и волосы стали почти пепельного цвета от пороха, дыма и солнечных лучей, но чуть раскосые глаза все так же голубели на ее загорелом лице, все так же смотрели таинственным насмешливым взглядом.

— Значит, ты и перевязывать мастерица?

— Ну, не мне ли знать, как устроено тело мужчины! — звонко рассмеялась девушка.

— А я вот собрался уезжать из города. К гетману, за армией, — словно оправдываясь, произнес Кмитич.

Счастливая улыбка вмиг слетела с пухленьких губ девушки. Она, правда, тут же вновь усмехнулась, но уже грустной печальной улыбкой. И как-то тихо попросила:

— Возьми меня с собой, пан. Я много чего умею. Даже стрелять из мушкета. И на коне скакать могу.

— Не-а, — покачал шапкой с ястребиными перьями Кмитич, — я один должен ехать. Опасно это, — и он, сам не зная зачем, положил свою ладонь на ее плечо, маленькое узкое плечико под недавно стиранным белым охабнем.

— А со мной не заподозрят! — Елена накрыла его руку своей теплой ладонью. Она серьезно и умоляюще смотрела Кмитичу в глаза. У нее были удивительные, странные глаза, словно познавшие всю скорбь человеческую, пронизывающие насквозь душу. Хорунжий вновь смутился, как тогда, у стены, и вновь вспомнил взгляд волчицы, которую однажды еще мальчишкой случайно повстречал зимой в лесу. Волчица в тот раз так же пронизывающе и изучающе смотрела на юного Кмитича, а затем, развернувшись, ушла по своим волчьим делам. Сейчас же на Кмитича смотрели глаза волчицы, умолявшие никуда не уходить.

— Нет, — как-то неуверенно отвечал хорунжий, — тебе надо здесь остаться и дожидаться армии. Я обязательно доберусь до гетмана и приведу сюда наши силы.

Затем усмехнулся и пошутил:

— Слышал, что в Московии принято жен бить да в тереме держать. Не хочу тебе такой участи!

Однако Елена не засмеялась шутке. Она думала о чем-то своем. Вновь с тоской посмотрела на Кмитича:

— Сюда обратной дороги нет, — сказала девушка, покачав белокурыми локонами, — лучше не уезжай или не обещай вернуться, так как мы тут все обречены, — Елена опустила голову и вздохнула. Тут на носилках два санитара поднесли очередного раненого. Солдат лежал, прижав руку к правому боку. Между его красных, блестящих от крови пальцев проступали, змеясь, густые багровые струи. Девушка вновь присела на корточки, рассматривая окровавленный бок ратника. Кмитич отступил назад, стараясь не мешать. «Надо бы идти», — подумал он, ожидая момента, когда Елена поднимет на него глаза, чтобы сказать ей: «Ну, я пошел…» Кмитич вынул из кармана часы в серебряном футляре в форме луковицы — стрелки указывали ровно полдень. Он закрыл часы, спрятал в карман. «Уйду не прощаясь», — решил Кмитич.