Огненный всадник

— Ну, — немного смутился Федор, утерев рукавом нос, — перть-ижанд — он, это, вроде как домовой хозяин. Танас-ижанд — он дворовой хозяин, а рига-ук — это хозяин риги, в сарае живет. Лесной хозяин метц-ижанд — он как человек, но может быть ростом с ель, а может с можжевеловый куст, что мы кличем ка-дат. Он когда маленький, то седенький с длинными кудрявыми волосами. Его моя мать в лесу видела. Он в колпаке, а его одежда застегнута не как у людей, а наоборот. Но пуще его важен вэдэхийне. Он живет в каждом большом озере, и он хозяин и леса, и воды, и духа. Он большой и полный, с длиннющими волосами. И жена его такая же. Большая, белокожая, с длинными-предлинными волосами. Мой дед видел, как она под сосной расчесывала свои волосы. Вэдэхийне хитрый, он того, может и кэрэ, корягой то бишь, обернуться, и щукой…

Гетман почти с ужасом посмотрел на Кмитича. Но Кмитич лишь многозначительно кивнул: мол, ничего особенного, «знамо дело», так оно и есть. Кмитич хорошо знал, что и род Радзивиллов в годы правления Витовта вышел от языческого жреца Лиздейки, который всех рядил или радзил — то есть советовал, судил.

Помнил Кмитич и еще кое-что, что невольно заставляло его верить в потусторонние силы. Это был рассказ его деда Филона Кмита Чернобыльского, оршанского старосты и смоленского воеводы, не только талантливого военачальника, но и автора эпистолярной литературы. Видимо, поэтому в его необычный рассказ в первое время никто в семье не поверил. Но Филон повторял его вновь и вновь, и уже никто не сомневался, что именно так все и было на самом деле. Случилось же так, что в 1618 году отряд Филона Кмита из пятидесяти гусар попал в засаду. Но заправские рубаки литвины, понеся изначально потери, принялись отчаянно сопротивляться. Рубился и сам Филон, командир отряда, застрелив двоих конных татар из седельных пистолетов и зарубив двух конных стрельцов. Именно на него набросились московиты. «Берегись!» — услышал дед Филон и обернулся. Поздно. Как раз в этот момент два стрельца почти одновременно выстрелили в него с шагов десяти-двенадцати. Промахнуться они не могли. И вдруг… пропали звуки и воцарилась странная кромешная тишина, а Филон стоял и смотрел, как из словно остановившихся облаков порохового дыма к нему медленно летят два круглых шарика. «Пули», — сообразил Филон и легко уклонился от них вправо. Тут же с саблей он подскочил к стрельцам. Те стояли, словно нарисованные на холсте, без движений и какие-то плоские. Филон рубанул одного. Тут же все вернулось: звуки боя, крики, выстрелы, скорость движений. Стрелец с разрубленной головой упал на землю, а второй с побелевшим лицом оглянулся на Филона, словно на черта. Дед рубанул и его. Был там и третий стрелец, только уже без мушкета. Он с криком «Чур меня!» бросился бежать. За ним побежали и другие; бой стал клониться в пользу литвинов. Дед Филон оглянулся на кричавшего «Берегись!» гусара. Тот смотрел на деда круглыми глазами и крестился. На вопрос «Что ты видел?» этот гусар ответил, что видел чертовщину — как Филон молниеносно появился рядом со стрельцами, хотя должен был пасть под их пулями. «Это тебя ангел-хранитель уберег», — говорила мать Кмитича деду. Но тот усмехался в рыжие усы да отвечал: «Там, где ангел, там и черт неподалеку. А кто мне из них помог, то и сам не знаю».

— И вот, — продолжал рассуждать Федор, — если бы перть-ижанд или метц-ижанд, или вэдэхийне сказали бы хоть кому-то, что, мол, московский царь вам от Бога, то вся вепсь поверила бы. А так…

— А женщине-пауку Мокощи вы поклоняетесь? — спросил Кмитич, вспомнив, что ему говорил пленный московитянин в Смоленске.

— Нет, барин, не знамо такую, — покачал головой вепс Федор.

— М-да, уж, — усмехнулся Януш, — у вас там не скучно, как я погляжу. Хотя на Полесье и у нас русалок, например, видят часто. Вот вы, значит, какие христиане! Ну да ладно. Ты, говоришь, из Могилева бежал?

— Из него, — кивал перевязанной головой с кровавым пятном на макушке Федор, — бежали мы с двумя сотоварищами. Нас командиры били, заставляли силой на стену идти работать, под пулями. А поесть почти ничего не давали. Водку у нас, честно за свое жалованье купленную для сугреву, забрали. Вот мы и убили своего сотника злого, как собаку, а сами бежали.

— А вот здесь, парень, подробней! — заинтересованно подался вперед гетман. — Говоришь, сотника своего убили? Так ты что, герой, выходит?

— Да какой там герой! — смутился Федор. — В жисть бы не убивал никого, но тут война да псы эти стрелецкие! Забили сотника его же тростью, что нас бил постоянно. Видели у них у всех трости? Вот и я думал, чтобы ходить. Ан нет. В Москове дурные порядісй. Там и царь своих бояр бьет, бояре холопов, а холопы жен да детей своих.

— Ну, это нам известно, — усмехнулся Кмитич, — не известно только, куда же ваша церковь смотрит, что такое безобразие творится?