Огненный всадник

Шведы усовершенствовали нарезной мушкет, но все равно нашли его слишком медленным для использования в сражениях. Однако нестандартный мозг Богуслава заставил его взглянуть на эту «стрэльбу» с другой стороны.

— Ведь он точней бьет в два раза! — удивлялся Слуцкий князь, и в его голове азартного дуэлянта и охотника на куропаток тут же возникла идея создать в Слуцке небольшой егерь-ский отряд из самых метких стрелков. Они бы издалека отстреливали командиров, сигнальщиков и знаменосцев врага при нападении на город или расстреливали обслугу пушек. «Ведь все эти пушкари и сигнальщики не приближаются на расстояние точного мушкетного выстрела к стенам города. И вот тут «винтари» их могут запросто накрыть там, где они и не ждут опасности. А что такое армия без командиров и сигнальщиков? Тупое стадо!» — рассуждал Богуслав.

— Я покупаю все ваши нарезные мушкеты по самой высокой цене, — заявил Радзивилл шведам на немецком, но, чтобы произвести впечатление и сделать собеседников сговорчивее, добавил по-шведски:

— Mig dessa musk"oter intresserade (Меня эти мушкеты заинтересовали — гивед.).

Шведы удивленно смотрели и уступали ему пятнадцать из семнадцати мушкетов, оставив два мушкета себе для коллекции.

Уже в Слуцке Богуслав организовал группу из пяти лучших стрелков-егерей, которые в случае нападения казаков или московитов должны были беспрестанно вести огонь со стены по офицерам и знаменосцам противника. Каждому бойцу поручалось три мушкета. Молодые парубки, стоя за зубцами, должны были заряжать мушкеты, позволяя стрелкам вести пальбу почти беспрерывно. Затем князь решил посадить таких же стрелков в Жодино, своей новой крепости, и в Старом Быхове. Богуслав и сам пока не догадывался, какой неожиданный «сюрприз» он готовит своим врагам.

Надежную крепость представлял из себя и Старый Быхов. Тяжело пришлось московитским союзникам под стенами этой фортеции. Крепость этого города была неприступной твердыней, которую обороняли, правда, всего 500 человек — пятьдесет шляхтичей, столько же наемных венгерских солдат и около четырех сотен конных желдаков. Впрочем, им активно помогало и старобыховское мирное население: около тысячи еврейских торговцев и восемьсот мещан. Евреи понимали, что казаки в случае взятия фортеции уж точно их не пожалеют, и активно бились плечом к плечу со шляхтой и желдаками. В расположении защитников было четыре больших и двадцать шесть полковых пушек. Порох защитники изготовляли сами. Быховцы, естественно, отказали на требование атамана Золотаренко сдаться, как и проигнорировали царские грамоты, в которых обещалось сохранить свободу гражданам городка при капитуляции Старого Быхова и предать всех мечу в случае сопротивления.

— Пакуль будзе хлеба, датуль и будзем сядзеть, — отвечали горожане, — а чаркасов государевых мы ня хочам!

И первый приступ на город был успешно отбит.

Хуже дела обстояли под Борисовом, куда пошел воевода Юрий Баратынский с полком солдат и драгун. Под стенами Борисова они разбили корпус Поклонскош, но сам город сколько ни штурмовали, так и не смогли взять. Баратынский запросил подмоги, и царь выслал ему на помощь воеводу Богдана Хитрова и пять с половиной тысяч человек. С их помощью Баратынский вновь пошел на штурм, понес большие потери, но город взял, предав непокорный Борисов огню и разрушению. Борисовский гарнизон отступил за Березину, сжигая за собой мост. Однако московиты быстро восстановили его. Дорога на Менск была теперь открыта для завоевателей, а в самом городе не было практически никого, кто бы мог оказать достойное сопротивление.

Так город за городом, веску за веской, хутор за хутором страна теряла свои земли, обращающиеся в пустыри и заброшенные поля, теряла своих людей: одни гибли в боях, других беспощадно казнили, третьих угоняли в плен, четвертые бежали сами прочь из страны, подальше от всепоглощающего червоного потока войны, а пятые так же наивно, как и могилевчане, полагали, что придет добрый православный царь и всех русин — православных литвин — облагодетельствует. Но уже писали жалобы царю шляхтичи Рославля, Дорогобужа, Белой, Пропойска, Полоцка, которым еще вчера заявляли, что их веру и интересы никто не обидит. Уже с негодованием союзники царя наблюдали, как в захваченных городах с чиновничьих мест выгоняют всех лютеран и католиков и назначают лишь православных московской веры. Уже писал отписки царь с наказом «белорус-цев не трогать», хотя с таким же успехом он мог писать указ о запрете мора, бушующего в Москве.