Маклюэр спокойно и логично говорил о жизни и движении, о смерти и отсутствии движения, о солнце в небе и огромном величественном солнце Крематория, об опустошённых кладбищах, о ненависти и о том, как эта ненависть возрождается, заставляя глиняного человека оживать и начинать двигаться по земле. Подумать только, человеческий прах вдруг восстаёт из могилы — как это нелогично всё, как безумно и глупо! Если ты мёртв, значит, мёртв — и всё тут, и всё тут. Так и должно быть, иначе нельзя. Машина шуршала монотонно по убегающей назад дороге, дождь мерно колотил по ветровому стеклу. Мужчины на заднем сиденье тихо о чём-то разговаривали между собой. Куда же они едут, куда, зачем? Ну конечно же, к Крематорию — куда же ещё. Дым от сигарет неспешно поднимался кверху, завиваясь в серые спирали, причудливые узоры. Вот так, если ты мёртв, то будь добр подчиняться общим правилам, веди себя достойно, подобающим мертвецу образом.
Лэнтри сидел неподвижно, напоминая марионетку, у которой обрезали нити, за которые её прежде дёргали, Только в глубине мёртвого сердца, в глазах его ещё теплилась не остывшими углями ненависть. Теплилась слабо, едва заметно, постепенно угасая.
Я есть По, думал он. Я есть всё, что осталось от Эдгара Аллана По, всё, что осталось от Амброза Биэрса, что осталось от человека по имени Лавкрафт. Я серая ночная летучая мышь с острыми как бритва зубами, и я тот самый чёрный квадратный монстр-монолит. Озирис, я Балъдр, я Сет. Я Некрономикон, Книга Мёртвых. Я дом Ашера, падающий в пламя, есть Красная Смерть. Я человек, заброшенный в катакомбы с бочонком… Я танцующий скелет. Я гроб и я саван, яркая молния, озарившая ночное окно старого дома. по-осеннему облетевшее под ветром дерево, хлопающая и скрипящая на сквозняке ставня. Я пожелтевшая от времени магическая книга, чьи страницы переворачивает иссохшая рука мертвеца. Я-тот орган, который играет по ночам на чердаке. Я маска, маска в форме черепа, лежащая под старым дубом в последнюю ночь октября. Отравленное яблоко, плавающее в пруду с тем, чтобы дети наткнулись на него, чтобы запустили в него детские свои зубки… Я чёрная свеча, зажжённая перед оборотным крестом. Я есть крышка гроба, простыня с глазами, я звук шагов в лестничном колодце, гулкие шаги в его чёрной пустоте. Я Дансани и Махен, я Легенда Спящей Пещеры. Я Обезьянья Лапа и Фантом Рикши. Я Кот и Канарейка, Горилла, я Летучая Мышь. Я привидение отца Гамлета на стене замка.
Я — все эти вещи, вместе взятые. И теперь все эти остатки былой славы будут преданы огню. Пока я существовал, существовали и они. Когда я ходил по земле, ненавидел — они ещё не умерли. Они жили, потому что в моём лице их ещё помнили. Я воплощал в себе те силы, которые продолжали их дело. А теперь они умрут окончательно, умрут сегодня вечером вместе со мной. Сегодня вечером мы будем гореть все вместе: Эдгар По и Биэрс, отец Гамлета — все, все. Они соберут нас в большую бесформенную кучу и разложат из нас один большой костёр, как всё, что относилось к временам Гая Фоукса, обольют бензином и поднесут факел, не обращая ровным счётом никакого внимания на наши крики. Всё, всё пожрёт ненасытный и безжалостный костёр!
А какой же вой мы поднимем, когда будем уходить!
На прощание мы им всё расскажем: и про их дрянной мир, в котором нет места страхам, где тёмное изощрённое воображение не связывают с тёмным временем суток, где навсегда утрачено мрачное очарование конца октября, чтобы никогда больше не потревожить их снова. Растоптано и поругано, предано огню в языках пламени их дурацких топок, сожжено в ракетном горючем идиотских и претенциозных монстро-Крематориев, когда самодовольные невежды навеки уничтожают, глумясь над суевериями, — навеки стирают из памяти людской сокровища прошлых времён. И только затем, чтобы не запирать ни от кого двери своих домов, чтобы не бояться темноты. Да если бы только знали, презренные глупцы, как мы жили когда-то, что для нас значил праздник Хэллоуин, чем для нас был По и как мы красиво веселились над мрачными историями и розыгрышами. Ну что ж, друзья мои, выпьем посошок на дорожку, ещё немного — амонтильядо, прежде чем мы отправимся в огонь. Ведь все эти чудесные вещи сохранились в одном лишь экземпляре, в мозгу единственного человека на земле. Сегодня вечером должен умереть целый мир. Так что, прошу вас, выпьем напоследок.
— Вот мы и приехали, — произнёс Маклюэр.