— Знаю о казне вашей всё, — насупился Одноглазый. — Так что хвостом не верти, а сказывай…
— Мы люди малые, страдаем за веру отцову, где нам казну иметь.
— Не лукавь, человек. Есть у вас казна, и немалая. В ней и золото, и серебро, и жемчуга разные. Мне знакомец мой, ваш брат скитник Филипп сказывал. Так чего тебе отпираться?!
— Если Филипп сказывал, спроси у него, где казна та.
— А ну говори, если атаман спрашивает, — толкнул Изота в грудь Колесо. — Говори, где золото зарыто? Ещё фордыбачится здесь.
— Да какое у нас золото! Мы люди нищие, живём своим трудом. Что добудем, то и наше. Земля — она и поит, и кормит. Да вот огонь все труды и старых и малых пожёг…
— И поделом вам! — воскликнул Колесо. Его злые глаза, словно пиявки, впивались в Изота.
— Скажи по-доброму, где ваша казна, — вновь заговорил Одноглазый, — и мы тебя отпустим по здорову.
— Не знаю. Может, и был у кого крестик золотой или колечко какое с камешком, но всё огонь унес.
— Что с ним цацкаться, — визгливо заорал Колесо. — Поджарить его. Быстро всё вспомнит. Не оставляй его так, Глаз. Он не зря здесь отирается. Сторожем он здесь поставлен. Стережёт золото. У-у, — он потряс кулаком перед лицом Изота. — Знаем мы вас, беспоповцев. Чую, атаман, что так оно и есть.
Атаман обвёл развалины скита своим единственным зрячим глазом, и, опёршись на дубину, сказал Изоту:
— Слушай, человек, в последний раз спрашиваю по-доброму: скажи нам правду, где ваше золото?
— Я же сказал: нету у нас золота.
— Врёшь ты, стервец, — разозлился Одноглазый. — По глазам вижу — врёшь! Снимите с него кафтан, — обратился он к товарищам, — и всыпьте ему по первое число, чтоб разговорился.
— Сделаем, Глаз, сделаем в наилучшем-с виде-с, — снова хихикнул Колесо. — Чего, чего, а это мы можем-с.
Он достал из мешка кусок кручёного сыромятного ремня аршин четырех длиной, сложил пополам, взял в горсть снегу, пропустил ремень через кулак, чтобы был помягче.
— Сейчас тебе, старик, тепло будет. Язык-то развяжется. Разговоришься. У меня не такие удалые правду матку сказывали.
Колесо подскочил к Изоту и схватил за воротник:
— Сымай кафтан!
Изот повёл плечом, освобождаясь из цепких рук разбойника, и ладонью ударил Колесо в подбородок, скорее, не ударил, а оттолкнул. От толчка Колесо отскочил в сторону, ноги у него подкосились и он упал на спину, выпустив из рук ремень.
Кучер простуженно рассмеялся, увидев кулём падающего товарища, потом резко замолчал, прикрыв рукой рот. Одноглазый поднял бровь, но в драку не ввязался.
Злой и обескураженный Колесо тотчас же поднялся на ноги и вцепился двумя руками в горло ключника. Изот схватил его под мышки и бросил, словно мешок, на снег.
— Я тебе сейчас, — заорал Колесо, поднимаясь.
Нижняя губа его заметно тряслась, глаза налились кровью, лицо перекосилось, являя собой высшую степень неистовства. Он подобрал выпавший ремень и хотел полоснуть скитника по лицу. Но цели не достиг. Изот перехватил ремень, выдернул из рук разбойника и накинул ему на шею, как удавку. Колесо замахал руками, пытаясь освободиться от пут.
Видя, что дело принимает серьёзный оборот, на помощь Колесу пришли разбойники: Кучер сзади бросился ключнику под ноги, а Одноглазый дубиной толкнул Изота в грудь. Тот потерял равновесие и выпустил сыромятину. В следующий момент Колесо с Кучером набросились на скитника, сбили наземь, сдёрнули кафтан и связали руки. Изот не сопротивлялся, в душе сожалея, что не сдержался и теперь неизвестно, какой оборот примет дело. Всё могло закончиться для него печально, а значит, для Кирилла и младенца.
Колесо несколько раз пнул лежащего Изота ногами и продолжал бы бить, если бы не Одноглазый, который разделил противников своей дубиной.
— Дай я ему морду раскровяню, — вопил распалённый Колесо. — Сучий выблядок! — И пытался оттолкнуть дубину атамана.
— Утихни, Колесо! — прикрикнул Одноглазый, приподнимая дубину, — а то кола получишь.
Только после угроз предводителя, Колесо успокоился, отошёл в сторону, изрыгая проклятия и с ненавистью поглядывая на ключника, лежащего на снегу.
«Не приведи Господь изведать дубины атамана», — подумал Изот, испробовавший её силу, радуясь, что Колесо — этот сумасшедший разбойник — перестал его бить. Остервенившись, он мог искалечить связанного ключника.
В это время толстяк напяливал кафтан Изота на свои плечи. Он был ему впору, только длинноват. Но Кучера это нисколько не смущало. Он, довольный своей обновой, расхаживал в наряде вокруг распростёртого Изота, поглаживая себя по животу и бокам, всем видом показывая, что доволен приобретением.
— Привяжите старика вон к той верее, — распорядился атаман, указывая на стоящее торчком бревно от ворот.
Колесо с Кучером привели ключника к обгоревшему столбу и привязали.
— Погрейся здесь, — оскалился Колесо, потирая ушибленный бок. — Мордохлыст…
Глава седьмая
Оставленный на погибель