Огненный крест. Книга 2. Зов времени

Роджер взял с собой Кларенса, поскольку мул лучше приспособлен к путешествию по пересеченной местности, но кое-где даже ему было трудно, поэтому он оставил бедное животное вместе со скаткой и подседельной сумой на поляне.

Из-под куста внезапно выпорхнула каролинка. Роджер остановился, пытаясь унять сердцебиение. С деревьев, весело щебеча, к нему слетелась стая любопытных попугайчиков, однако что-то их напугало, и они брызнули во все стороны яркой радугой.

Было жарко. Он снял сюртук и обвязал вокруг талии, утер пот рукавом, поправил астролябию, висевшую на шее, и продолжил путь. Глядя с вершины горы на туманные лощины и поросшие лесом хребты, Роджер испытывал приятное изумление: надо же, это его земля! Внизу же, в хитросплетении дикого винограда и зарослей тростника, сама мысль о собственности казалась нелепой – как можно в принципе владеть этой первобытной трясиной?

Надо поскорее покончить с чертовыми джунглями и пробираться выше. Даже ощущая себя карликом возле гигантских стволов девственного леса, здесь можно найти пространство для вздоха. Ветви тюльпанных деревьев и каштанов образовали над головой полог, затенявший землю, под ним могли пробиться лишь хрупкие лесные цветы, венерины башмачки, триллиум, а упавшие листья образовали мягкий пружинистый ковер.

Невозможно себе представить, что когда-нибудь все изменится, – и тем не менее так и будет. Роджер знал это наверняка; да что там знал – сам видел, своими глазами! Не раз ему случалось проезжать на машине там, где когда-то царило дикое буйство природы. Да, все можно изменить. Однако, продираясь сквозь заросли сумаха, он еще отчетливей понимал, что дикий хаос поглотит его в одну секунду.

И все же было в бескрайней первобытности что-то успокаивающее. Блуждая среди исполинских деревьев, Роджер постепенно обретал душевное равновесие, отдыхал от всего, что давило дома: от застрявших в горле слов, от молчаливой тревоги в глазах Брианны, осуждения во взгляде Джейми – невысказанного, но все же висящего над ним, словно дамоклов меч. От любопытных и сочувствующих, от болезненных попыток заговорить, от воспоминаний о музыке…

Он скучал по ним, особенно по Бри и Джему. Ему редко снились связные сны, как Бри, – интересно, что она сейчас записывает? – однако под утро вдруг привиделся Джем: ползал по нему, как обычно, тыкал всюду пальчиком, хлопал по лицу, исследовал глаза, уши, нос, рот, словно искал недостающие слова.

Первые дни своего похода Роджер наслаждался молчанием, однако мало-помалу начал разговаривать сам с собой. Звуки выходили грубые, корявые, – ну и плевать, никого рядом нет.

Послышалось журчание воды. Раздвинув плотную занавесь ивовых веток, Роджер вышел к реке. Опустившись на колени, он напился и умыл лицо, затем выбрал на берегу несколько объектов для визирования и выудил из заплечного мешка тетрадь, перо и чернила.

В голове снова вертелась какая-то песня. Слова проскальзывали незаметно, вкрадчиво звеня в ушах, словно сирены на скалах. Сняв с шеи астролябию, Роджер улыбнулся, поправил визирную линейку и навел прибор на соседнее дерево. Это была детская песенка, считалочка, которую Бри пела Джему; одна из тех кошмарных мелодий, что привязываются насмерть, и никак их не выбросить из головы. Записывая показания в тетрадку, он напевал себе под нос, не обращая внимания на искаженные слова:

– Муравьишки д-друг за другом… с-семенят…

Пять тысяч акров! Что ему с ними делать?

Что ему делать – точка.

– Д-дождик каплет – в норку сп-прятаться с-спешат… бум-бум-бум…

* * *

Я довольно быстро поняла, отчего Цаца’ви придает моему имени особое значение: деревня называлась Калануньи – «Лисий поселок». Правда, лисы нам по дороге не встретились, зато мы слышали одиночный хриплый крик в кустах.

Деревня располагалась в живописной местности: в узкой долине реки у подножия небольшой горы, в окружении полей и садов. Протекающий мимо ручей ниспадал маленьким водопадом и утекал куда-то в заросли сахарного тростника, издали казавшиеся огромной бамбуковой рощей; гигантские стебли отсвечивали на солнце пыльным золотом.

Нас пригласили поучаствовать в ритуале воззвания к божеству охоты: на следующий день планировалась экспедиция на медведя-призрака, и местный шаман собирался просить для нас удачи и защиты.

До встречи с Джексоном Джолли мне не приходило в голову, что индейские шаманы, как и христианские священники, могут различаться по степени таланта. В жизни доводилось встречать и тех, и других, но прежде трудности языка мешали понять, что звание шамана еще не гарантирует наличия харизмы, силы духа или умения проповедовать.

Наблюдая, как взгляды людей, набившихся в хижину тестя Питера, постепенно начинают стекленеть, я решила, что последним талантом Джексон Джолли, к сожалению, обделен. Когда он, одетый во фланелевое одеяло и птичью маску, занял свое место у очага, на лицах паствы возникло выражение усталой покорности судьбе. Раздался громкий голос, полилась монотонная речь, и женщина, стоявшая рядом со мной, тяжело переступила с ноги на ногу и вздохнула.