Красные кровяные тельца показались внезапно – слегка окрашенные, будто кругловатые розовые тени. То тут, то там попадались пятна потемнее – то ли продукты распада клеток, то ли одна из более крупных белых клеток. В остальном ничего особенного.
– Итак, – продолжила я, доставая из раствора остальные два стекла, – если один из родителей передал ребенку ген первой группы крови, а другой – второй группы, то у ребенка будет вторая группа крови, ведь проверяют ее по антителам. При этом у ребенка все равно имеется ген первой группы крови.
Я осторожно помахала одним из стекол, обсушивая его.
– У меня вторая группа крови, а у моего отца была первая, то есть оба его гена несли первую группу крови. Какой бы из них ни передался мне, это был ген с первой группой. Значит, вторая группа крови передалась мне от матери.
Увидев, как тускнеет взгляд Роджера, я вздохнула и отложила стекло. Бри рисовала для меня споры пенициллина и оставила у микроскопа блокнот и графитовый карандаш. Я взяла блокнот и перевернула его на чистую страницу.
– Смотри, – нарисовала я небольшую схему.
– Видишь? – ткнула я карандашом. – Я не уверена, какая группа крови у моей мамы, но это неважно – раз у меня вторая группа, значит, этот ген передала мне она, потому что у отца его не было.
Следующее стекло почти высохло. Я отложила карандаш, положила его на предметный столик и посмотрела в окуляр.
– Вы можете увидеть группу крови – то есть эти антитела – через микроскоп? – Роджер подошел сзади.
– Нет, – ответила я, не отрываясь от окуляра. – Разрешающей способности микроскопа на такое не хватит. Надеюсь, получится увидеть кое-что другое. – Я слегка сдвинула ручку, и клетки попали в фокус. Я наконец выдохнула, по телу прошла легкая дрожь. Вот они, дискообразные розоватые капли красных кровяных телец, – и внутри некоторых клеток, и более темные, и округлые, и похожие на кегли. Сердце радостно забилось.
– Посмотри, – сказала я Роджеру и отошла. Он наклонился и прищурился.
– И на что я смотрю? – с недоумением спросил он.
–
– Что же заставляет их размножаться? – с интересом спросил Роджер.
– Точно никто не знает. – Сделав глубокий вдох, я закупорила бутылочки с красителем. – Но можно проверить и посмотреть, что происходить, если они все же размножаются. На хинине долго не прожить, даже принимать его в течение долгого времени не получится – хина слишком дорогая, а отдаленные последствия такого лечения неизвестны. И пенициллин, к сожалению, на простейших не действует. Я буду проверять кровь Лиззи каждые несколько дней и, если
Глядя на микроскоп и стекло с розово-голубыми мазками, Роджер кивнул.
– Точно стоит, – тихо подтвердил он.
Когда я наклонилась поднять окровавленный кусок ткани, которым была замотана его рука, Роджер спросил:
– Вы знаете, какая группа крови у Бри?
– Третья, – ответила я, глядя на ящик с бинтами. – Довольно редкая, особенно для белых. Чаще всего встречается у немногочисленных и довольно уединенных народов – у индейских племен на юго-западе Америки, у некоторых чернокожих народов. Возможно, они родом из определенных районов Африки, но, конечно, к тому времени как были открыты группы крови, эта связь уже утратилась.
– Немногочисленные, уединенные народы. Может быть, шотландские горцы?
– Может быть, – посмотрела я на него.
Роджер молча кивнул, явно о чем-то задумавшись. Затем взял карандаш и медленно сам нарисовал в блокноте схему.
– Все верно, – сказала я, когда Роджер вопросительно посмотрел на меня. – Именно так.
Криво улыбнувшись в ответ, Роджер опустил взгляд и уставился в схему.
– Так вы можете определить? – наконец спросил он, не отрывая глаз от блокнота. – Можете сказать точно?
– Нет, – ответила я, со вздохом бросая кусок ткани в корзину для белья. – В смысле, я не могу точно узнать, твой ли сын Джемми. Возможно, получится определить с точностью, если он таковым не является.
– Как так? – Роджер побледнел.
– У Бри третья группа крови, а у меня вторая. Значит, ей передался ген третьей группы и мой ген первой группы, один из которых затем перешел к Джемми. Ты мог передать ему только первую группу крови, другого гена у тебя нет.