Огненный бассейн

Только тут до нас дошло все ужасное значение его слов. Я был так уверен в удаче нападения, в том, что удивительные машины древних уничтожат последнюю крепость врага. Но не только нападение не удалось, но и оружие, на которое мы так рассчитывали, оказалось бесполезным.

— Итак, сэр? — сказал Бинпол.

Джулиус кивнул.

— Да. Осталась одна возможность. Будем надеяться, что твои шары нам помогут.

***

Я спросил Бинпола:

— Ты все время знал, что это возможно и что можно будет использовать шары, если машины постигнет неудача?

Он с удивлением взглянул на меня.

— Конечно. Ведь не думаешь же ты, что у Джулиуса не было запасного варианта?

— Ты мог сказать мне. Он пожал плечами.

— Это дело Джулиуса. А шары хороши сами по себе. У древних были такие. Но они отказались от них ради тяжелых машин. Я не уверен, что они были правы.

— Скоро ли мы пересечем океан?

— Не знаю. Нужно еще подготовиться.

— Да, конечно. Он резко сказал:

— Уилл, перестань улыбаться, как дурак. Нам совсем не до веселья. Было бы гораздо лучше, если бы атака крылатых машин удалась. Как сказал Джулиус, это наша последняя возможность.

Я раскаивающимся тоном сказал:

— Да, я понимаю.

Но раскаяние не было в тот момент моим главным чувством.

Глава 8 ПУЗЫРИ СВОБОДЫ

Мы и наши шары тоже были распределены по разным кораблям для путешествия за океан. Генри и я оказались на одном корабле водоизмещением четыреста — пятьсот тонн. Перед тем как выйти из гавани, французские моряки предложили нам свое варево, которое предупреждало морскую болезнь. Они сказали, что небо предвещает дурную погоду. Генри принял предложение, я же отказался. Напиток выглядел сомнительно, и от него отвратительно пахло, а я сказал себе, что уже переплывал моря.

Но то было совсем другое море — узкий канал между моей родиной и Францией — и совсем другие условия. Мы плыли по неспокойным волнам с белыми вершинами, восточный ветер срывал с них брызги. Ветер был попутный, и все паруса нашего корабля — “Королевы” — ловили его. “Королева” качалась под темнеющим небом. А ведь была середина дня. Королева, возможно, но подвыпившая, она шаталась из стороны в сторону и погружала нос во впадины между волнами.

Вначале я испытывал некое неудобство. Мне казалось, что это пройдет, когда я привыкну. Я стоял у борта рядом с Генри, смеялся и шутил. Но неудобство не проходило, напротив, оно усиливалось. Моряк, который предлагал мне средство от морской болезни, проходя мимо, спросил, как я себя чувствую. Я засмеялся и ответил, что чувствую себя прекрасно — похоже на карусель, на которой я катался мальчишкой. В этот момент корабль устремился с вершины очередной волны в бездну, я закрыл рот и торопливо глотнул. К счастью, моряк уже прошел.

Отныне битва корабля с волнами сопровождалась битвой моего разума с желудком. Я намерен был не показывать своего состояния даже Генри. Поэтому я обрадовался, когда он пошел вниз, сказав, что хочет выпить чего-нибудь горячего. Он спросил, не пойду ли я с ним, но я покачал головой и улыбнулся из последних сил. Он ушел, а я вцепился в перила и глядел на море, уговаривая его или свой желудок успокоиться. Но ничего не вышло. Время тянулось медленно, ничего не происходило, только небо еще больше потемнело, волны увеличивались, а взлеты и падения “Королевы” стали гораздо круче. У меня заболела голова, но я решил не сдаваться.

Кто-то коснулся меня сзади. Генри сказал:

— Ты все еще здесь, Уилл? Ты жаден до свежего морского воздуха.

Я пробормотал что-то. Генри продолжал:

— Я разговаривал с капитаном. Он говорит, что впереди нас может ждать плохая погода.

Я повернулся, не в силах поверить. Плохая погода? Раскрыл рот, собрался что-то сказать и тут же закрыл его. Генри заботливо отметил:

— Ты здоров, Уилл? У тебя странный цвет лица. Оливково-зеленый…

Я повис на перилах, и меня вырвало. И не один раз, а снова и снова. Желудок мой продолжало выворачивать, когда в нем уже ничего не оставалось. У меня сохранились очень туманные воспоминания о конце дня, ночи и следующем дне; да я и не хочу их вспоминать. Приходил французский моряк со своей микстурой, и Генри силой влил мне ее в рот. Вероятно, мне стало лучше, но все же я никогда так плохо себя не чувствовал.

Постепенно состояние мое улучшилось. На четвертое утро, хотя я все еще испытывал тошноту, мне захотелось есть. Я помылся соленой водой, привел себя в порядок и, покачиваясь, направился к камбузу. Кок, толстый смешливый человек, гордившийся своим английским, сказал:

— А ты лучше, нет? У тебя хорошо аппетит, быстро завтрак?

Я улыбнулся.

— Думаю съесть что-нибудь.

— Хорошо, хорош. У нас есть особ завтрак. Готовый.

Он протянул мне тарелку, и я взял ее. На тарелке лежали ломти бекона. Толстые, с жирным мясом, с тонкой розовой полосочкой, они буквально купались в жире. Кок смотрел на меня. Тут корабль качнулся в одну сторону, мой желудок — в другую, я торопливо поставил тарелку и, шатаясь, двинулся на палубу, к свежему воздуху. За собой я слышал веселый хохот кока.