Огнем и мечом

– Хозяин он и есть хозяин, – отвечал на это Редзян. – У него в Лубнах дела, вот он мне и велел вернуться, да и что мне в Кудаке делать-то?

Богун все это время быстро поглядывал на Редзяна, а потом вдруг сказал:

– Знаю и я твоего господина, видал его в Разлогах.

Редзян, словно недослышав, повернул к нему ухо и переспросил:

– Где?

– В Разлогах.

– У Курцевичей, – сказал Заглоба.

– У кого? – снова переспросил Редзян.

– Ты, я вижу, оглох малость, – сухо заметил Богун.

– Не выспался чегой-то.

– Выспишься еще. Значит, твой хозяин послал тебя в Лубны, говоришь?

– Эге!

– У него там, видать, какая-нибудь сударка имеется, – вмешался пан Заглоба, – к которой он свои чувства с тобою и пересылает.

– Да разве ж я знаю, ваша милость!.. Может, и есть, а может, и нету.

Затем Редзян поклонился Богуну и пану Заглобе.

– Слава Иисусу Христу, – сказал он, собираясь удалиться.

– На веки веков! – ответил Богун. – Погоди же, соколик, не спеши так. А почему ты от меня утаил, что состоишь в услужении у пана Скшетуского?

– А потому что ваша милость меня не спрашивала, а я себе думаю, зачем это мне невесть что говорить? Слава Иисусу…

– Постой, сказано тебе. Письма господские везешь?

– Ихнее дело писать, а мое, слуги, отдать, да только тому, кому писаны, так что разрешите уж откланяться вашим милостям.

Богун свел собольи брови и хлопнул в ладоши. Тотчас же возникли два казака.

– Обыскать его! – закричал Богун, показывая на Редзяна.

– Истинный Христос, насилие надо мной совершают! – завизжал Редзян. – Я хоть и слуга, а тоже шляхтич! Вы, досточтимые господа, в суде за это ответите.

– Богун, оставь его! – вмешался пан Заглоба.

Но один из казаков уже обнаружил за пазухой у Редзяна оба письма и передал их подполковнику. Богун отослал казаков прочь, так как, не умея читать, не хотел, чтобы они об этом узнали, и, обратившись к Заглобе, сказал:

– Читай, а я пока на парнишку погляжу!

Заглоба зажмурил левый глаз, на котором у него было бельмо, и прочитал адрес:

– «Всемилостивейшей ко мне госпоже и государыне-благодетельнице, светлейшей княгине Курцевич в Разлогах».

– Значит, соколик, ты в Лубны ехал и не знаешь, где Разлоги? – сказал Богун, глядя на Редзяна страшным взглядом.

– Куда велели, туда и ехал! – ответил тот.

– Вскрывать, что ли? Sigillum[75] шляхетская свята! – заметил Заглоба.

– Мне великий гетман дал право любые письма просматривать. Открывай и читай.

Заглоба распечатал и стал читать:

– «Всемилостивейшая ко мне госпожа и пр. Доношу вашей милости, сударыня, что я уже стою в Кудаке, откуда, дай боже, в добрый час нынешним утром на Сечь отправлюсь, а пока что пишу тут, в беспокойстве спать не ложася, чтобы вам какая кривда от головореза этого, Богуна, и его бродяг не случилась. А поскольку мне тут и пан Кшиштоф Гродзицкий говорил, что, того гляди, война большая разразится, ради каковой также и чернь поднимется, потому заклинаю и умоляю вашу милость, сударыня, чтобы eo instante[76], хоть бы даже и степь не просохла, хоть бы верхами, тотчас же с княжною в Лубны ехать изволили и не поступали бы иначе, ибо я впору воротиться не успеваю. Каковую просьбу соблаговоли, ваша милость сударыня, незамедлительно исполнить, дабы о блаженстве, мне обещанном, я мог не опасаться и, воротившись, нарадовался им. А вместо того чтобы вашей милости, сударыня, с Богуном кунктовать и, обещав девку мне, ему со страху голову морочить, лучше sub tutelam[77] князя, господина моего, укрыться, каковой в Разлоги гарнизон послать не промедлит, так что и усадебку упасете. При сем имею честь и т. д. и т. д.».

– Гм, друг ты мой, Богун, – сказал Заглоба, – гусарик, видать, рога тебе наставить собрался. Значит, вы за одною девкой увивались? Чего ж ты молчал-то? Да ты не переживай, мне вот тоже случалося…

Начатая фраза замерла на устах пана Заглобы. Казак сидел за столом неподвижно, но лицо его словно бы свело судорогой, оно было бледно, глаза закрыты, брови сдвинуты. С Богуном происходило что-то ужасное.

– Что это ты? – спросил пан Заглоба.

Тот стал судорожно махать рукою, а из уст его послышался приглушенный, хриплый голос:

– Читай давай второе.

– Второе – княжне Елене.

– Читай! Читай!

Заглоба начал:

– «Милая, возлюбленная Елешка, сердца моего госпожа и королева! Поскольку по княжескому делу я немалое еще время в этой стороне пробуду, то пишу я к тетке затем, чтобы вы в Лубны сразу же ехали, где никакая твоей девичьей чести обида от Богуна случиться не может и взаимная сердечная склонность наша риску не подвергнется…»

– Довольно! – крикнул вдруг Богун и, обезумело вскочив из-за стола, прыгнул к Редзяну.

Чекан фыркнул в его руке, и несчастный отрок, пораженный в самую грудь, охнул и грянулся на пол. Безумие овладело Богуном, он бросился к пану Заглобе, вырвал у того письма и сунул их за пазуху.

Заглоба, схватив бутыль с медом, отскочил к печке и крикнул:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Человече, ты очумел, что ли? Спятил ты, а? Успокойся, опомнись! Окуни башку в ведро, черт бы тебя подрал!.. Да слышишь ты меня?

– Крови! Крови! – выл Богун.