Огнем и мечом

За такими разговорами прошла ночь. Поутру сделалось известно, что и второй отряд, посланный в дальнюю вылазку к Черкассам, вернулся. Отряд этот, разумеется, Богуна не догнал, а значит, и не поймал, но привез удивительные новости и привел множество взятых по дороге людей, видевших Богуна два дня назад. Люди эти сообщили, что атаман, по всей видимости, за кем-то гнался, так как повсюду спрашивал, не встречал ли кто толстого шляхтича с казачком. При этом он страшно торопился и мчался сломя голову. Люди все, как один, ручались, что никакой девушки с Богуном не было, а будь она, они наверняка бы ее заметили, ибо Богунов отряд был очень малочислен. Новое ободрение, но и новая забота поселились в сердце пана Скшетуского, потому что реляции эти, попросту говоря, были малопонятны.

Он не мог взять в толк, зачем Богун сперва помчался к Лубнам и накинулся на василевский гарнизон, а затем вдруг повернул к Черкассам. То, что Богун Елену не увез, казалось бесспорным, ибо Кушель повстречал Антонов отряд, в котором ее тоже не было; люди же, приведенные теперь со стороны Черкасс, не видели ее и среди Богуновых спутников. Где же в таком случае могла она быть? Где схоронилась? Убежала ли? Если убежала, то в какую сторону? Почему решила бежать не в Лубны, но к Черкассам или Золотоноше? Богуновы отряды явно кого-то преследовали и за кем-то охотились возле Черкасс и Прохоровки. Но зачем опять-таки расспрашивали они про шляхтича с казачком?

Наместник на все эти вопросы ответить не мог.

– Посоветуйте, скажите, объясните, что все означает? – обратился он к офицерам. – В моей голове это просто не укладывается!

– По-моему, она, вероятнее всего, в Лубнах, – сказал пан Мигурский.

– Быть такого не может! – возразил хорунжий Зацвилиховский. – Будь она в Лубнах, Богун скорее бы в Чигирине затаился, но в сторону гетманов, о разгроме которых знать еще не мог, не пошел бы. А раз он казаков разделил и бросился по двум дорогам, то, скажу я вашей милости, не за кем другим, а только за нею.

– Но ведь он же про старого шляхтича и казачка расспрашивал?

– Не надобно большое sagacitatis[97], чтобы догадаться, что если она убежала, то не в женской одежде, а вероятнее всего, в чужом платье, дабы ненужных следов не оставлять. Я так полагаю, что казачок этот – она и есть.

– Вот! Точно, точно! – стали восклицать остальные.

– Ба, но кто же тогда толстый шляхтич?

– Чего не знаю, того не знаю, – сказал старый хорунжий, – но разузнать про это нетрудно. Знают же мужики, что тут произошло и кто тут был. Давайте-ка сюда хозяина этой хаты.

Офицеры бросились за хозяином и вскорости из коровника притащили за шиворот п i д с у с i д к а.

– Холоп, – сказал Зацвилиховский, – а был ли ты здесь, когда казаки с Богуном на усадьбу напали?

Мужик, как водится, стал божиться, что не был, что ничего не видал и знать ничего не знает. Зато Зацвилиховский знал, как повести дело, сказав:

– Так я тебе и поверил, что ты, собачий сын, под лавкой сидел, когда усадьбу грабили! Расскажи это кому другому, ибо вот лежит червонный золотой, а там человек с мечом стоит – выбирай! Заодно мы и деревеньку спалим, беда несчастным людям через тебя приключится.

Тут п i д с у с i д о к стал выкладывать, что знал. Когда казаки затеяли гульбу на усадебном майдане, он вместе с прочими пошел поглядеть, что происходит. Узнали они, что княгиня и князья перебиты, что Миколай атамана поранил и что тот все равно как мертвый лежит. Как обстоит дело с панной, они разузнать не смогли, но рано поутру стало известно, что она убежала со шляхтичем, который приехал с Богуном.

– Вот оно как! Вот оно как! – приговаривал Зацвилиховский. – Держи, мужик, червонный золотой. Понял теперь, что бояться нечего? А ты видал этого шляхтича? Не из соседей ли кто?

– Видал, п а н е, он не тутошний.

– А собой каков?

– Толстый, пане, как печка, и с седою бородой. А п р о к л и н а в, я к д i д ь к о. Слепой, кажись, на один глаз.

– О Господи! – сказал пан Лонгинус. – Так это же, наверно, пан Заглоба!.. Кто бы другой, а?

– Заглоба? Погоди-ка, сударь! Заглоба. Очень возможно! Они в Чигирине с Богуном снюхались, пьянствовали вместе и в зернь играли. Очень это возможно. По обличью – он.

Тут Зацвилиховский снова обратился к мужику:

– И шляхтич этот убежал с панной?

– Убег. Так мы слышали.

– А Богуна вы хорошо знаете?

– Ой-ой, п а н е! Он же ж тут месяцами жил.

– А не может быть, что шляхтич по его приказу панну увез?

– Нет, п а н е! Он же Богуна связал и жупанишком обмотал голову ему, а панну, говорят, увез, только ее и видели. Атаман, как с i р о м а х а, выл. А в день велел себя меж коней привязать и на Лубны побег, но не догнал. Потом поскакал в другую сторону.

– Слава те Господи! – сказал Мигурский. – Выходит, она в Лубнах, а то, что за нею к Черкассам гнались, ничего не значит, не нашедши тут, попытали счастья там.

Пан Скшетуский уже стоял на коленях и горячо молился.