Огнем и мечом

«Видно, никуда я уже не гожусь, – сказал он себе, – и остромыслием моим только сапоги мазать, и то у венгерцев на ярмарке отыщется смазь получше. Если Господь меня сейчас не надоумит, уж точно достанусь воронью на ужин, а окажет такую милость – дам обет целомудрия, подобно пану Лонгину».

Голоса за стеной зазвучали громче и прервали его дальнейшие размышленья. Подскочив к стене, Заглоба приник ухом к щели между бревен.

Сухие сосновые бревна усиливали звуки не хуже кузова бандуры; слышно было каждое слово.

– А куда мы отсюда поедем, отец Овсивой? – спрашивал один голос.

– Не знаю, должно, в Каменец, – отвечал другой.

– Ба, кони едва ноги волочат: не дойдут.

– Потому здесь и стоим – до утра отдохнут малость.

Наступило недолгое молчание, потом первый голос заговорил тише, чем прежде:

– А мне сдается, отец, атаман из-под Каменца пойдет за Ямполь.

Заглоба затаил дыхание.

– Молчи, коли молодая жизнь дорога! – прозвучало в ответ.

И снова стало тихо, только из-за других стен перешептывания доносились.

– Всюду их полно, кругом стерегут! – пробормотал Заглоба.

И подошел к противоположной стене хлева.

Здесь он услышал фырканье лошадей, с хрустом жующих сено. Видно, они стояли у самой стены, а казаки переговаривались, лежа на земле между ними, так как голоса доходили снизу.

– Эх, – говорил один, – ехали мы сюда без сна, без роздыха, на некормленых лошадях, и все для того, чтобы попасться в лапы Яреме.

– А правда, он здесь?

– Люди, что из Ярмолинцев бежали, видели его, как я тебя вижу. Жуть что рассказывают: ростом, говорят, он с сосну, во лбу две головешки, а замест коня – змий.

– Г о с п о д и п о м и л у й!

– Надо бы нам прихватить этого ляха с солдатами да бежать чем скорее.

– Как бежать? Лошади едва живы.

– Плохо, б р а т и р i д н и i. Будь я атаманом, я бы этому ляху шею свернул и в Каменец хоть пешком возвратился.

– Мы его с собой в Каменец повезем. Там с ним наши атаманы позабавятся.

– Прежде с вами позабавятся черти, – пробормотал Заглоба.

Несмотря на весь свой пред Богуном страх, а может, именно по этой причине Заглоба поклялся себе, что живым не дастся. От пут он свободен, сабля в руке – можно обороняться. Зарубят, так зарубят, но живым не получат.

Между тем фырканье и покряхтывание лошадей, видно, крайне утомленных дорогой, заглушили продолжение разговора, но зато подсказали Заглобе некую идею.

«А что, если попробовать из хлева выбраться и вскочить на лошадь! – подумалось ему. – Ночь темная: они и оглянуться не успеют, как я из глаз скроюсь. В этих буераках да разлогах и среди дня не всякого догонишь, а уж в темноте и подавно! Поспособствуй мне, Господи, сделай милость!»

Но не так-то все было просто. Требовалось по меньшей мере проломить стену – а для этого нужно было быть Подбипяткой – либо прорыть под ней, как лисица, лаз, но и тогда б караульщики, без сомнения, услыхали, заметили и сцапали беглеца прежде, чем он успеет поставить ногу в стремя.

В голове у Заглобы вертелись тысячи разных хитрых способов, но именно потому, что их было так много, ни один отчетливо не представлялся.

«Ничего не поделаешь, придется платиться шкурой», – подумал шляхтич.

И пошел к третьей стене.

Вдруг он ударился головой обо что-то твердое, пощупал: то была лестница. Хлев не для свиней, а для коров предназначался, и над ним в половину длины был устроен чердак, где держали солому и сено. Заглоба, недолго думая, полез наверх.

А влезши, сел, перевел дух и осторожно втянул лестницу за собою.

– Ну, вот я и в крепости! – пробормотал он. – Быстро им сюда не забраться, хоть бы и другая лестница нашлась. Пусть из меня окороков накоптят, если я первую же башку, какая покажется, напрочь не снесу. Ох черт! – сказал он вдруг. – А ведь они и впрямь не только что прокоптить, но и изжарить, и на сало перетопить могут. А, ладно! Захотят хлев спалить – пускай, тем паче я им живым не достанусь, а сырым или жареным меня склюет воронье – один дьявол. Лишь бы не попасться в разбойничьи лапы, а остальное плевать, авось как-нибудь обойдется.

Заглоба легко переходил от крайнего отчаяния к надежде. И сейчас вдруг в него вселилась такая уверенность, словно он уже был в лагере князя Иеремии. Однако положение его сделалось немногим лучше. Он сидел на сеновале и, пока держал в руке саблю, действительно мог долго обороняться. Вот и все! От чердака до свободы путь был еще чертовски долог – к тому же внизу Заглобу ждали сабли и пики дозорных, бодрствующих под стенами хлева.

– Как-нибудь обойдется! – буркнул Заглоба и стал помалу разгребать и выдергивать солому из кровли, чтобы иметь возможность выглянуть наружу.

Дело пошло споро: молодцы за стенами, скрашивая время в карауле, продолжали переговариваться, к тому же поднялся довольно сильный ветер и, теребя ветви растущих поблизости дерев, заглушал шуршанье соломы.

В скором времени сквозное отверстие было готово – Заглоба высунул голову наружу и огляделся.