Огнедева

Особенно это огорчало старейшину Вышеслава. С тех пор как русины Люта Кровавого были изгнаны из Ладоги и других волховских городков, он не шутя задумался о том, чтобы стать новым словенским князем. Он происходил из Гостивитова рода, а теперь был и родичем плесковского князя Судислава. Еще немного — и во всем словенском племени никто не сможет соперничать с ним в знатности рода, влиянии и могуществе. Есди бы только привлечь на свою сторону и всех волхвов… Его родная сестра Добролюта была одной из старших жриц Перыни, но не поддерживала брата в его стремлении провозгласить Девой Ильмерой одну из своих дочерей. И ладно бы для своих место берегла, — но самой Добролюте боги послали четверых сыновей, для кого же ей постараться, как не для одной из родных племянниц? Пусть они не так чтобы красивы лицом, но ведь они — правнучки Благочесты, истинной Девы Ильмеры!

Но Леля не зажигала огня на жертвеннике, когда к нему приближались Боговеда, названная в честь прабабки Благочеста, которой даже священное родовое имя не помогало, Миросвета или Остролада, четвертая из шести дочерей. А Добролюта ни за что не соглашалась поспособствовать чуду ради чести и славы рода — а ведь могла бы! Что ей стоило?

На самом деле Добролюта тоже хотела увидеть огонь на Лелином жертвеннике, но, как волхва, ни за что не посмела бы подделать знак божественной воли и тем оскорбить Рожаниц. Ее не менее других удручало то, что уже семь десятилетий огонь не горит.

Неужели словене чем-то так разгневали богов, что те навсегда лишили их благословения? Пошли даже слухи, что-де боги оставили Перынь и нужно искать другое священное место… Но против этой мысли решительно выступал Вышеслав: если главное племенное святилище словен окажется не в Перыни, в полутысяче шагов от Словенска, а в другом месте, то половина его власти и влияния перейдут к тамошним старейшинам — и тогда уже они будут решать, кого допускать к принесению жертв, а кого нет, то есть, по существу, распоряжаться благословением богов. А на это он не мог согласиться, особенно теперь, когда до заветного княжеского кия оставались каких-то полшага.

И вот огонь загорелся. Загорелся сам. В этот обычный хмурый и холодный день в середине месяца липеня, когда бабка Кореница разбудила всех с утра и заявила, что порез-трава в особую силу вошла и надо идти делать запасы. Порез-трава цветет долго, но и собрать ее нужно много — она помогает от десятка различных хворей, мужских и женских, от лихорадок и кровотечений, и все, кто не сделал собственных запасов, пойдут за ней в Перынь. А бабка Кореница была настоящей травницей: сама трава сообщала ей день, наиболее подходящий для сбора, а уж она объявляла всем прочим.

Знали бы они, когда поутру садились в челны, что сегодня к ильмерским словенам впервые за семьдесят лет явится Дева Ильмера!

— Она пришла! — воскликнула Мечебора. — Пришла, выходит, да, матушка? Только где же она?

Пламя стало медленно угасать и вот совсем сникло. Боги убедились, что люди увидели их знак и правильно его поняли. Но на лице Добролюты, молча оглядевшей потрясенных товарок — Мечебору, Тиховею, прибежавшую из своей избы бабку Кореницу, травницу Девясилу с пучком той же порез-травы в руках, — было в основном недоумение.

— Так это же я пришла! — заявила Остряна. От этой мысли ее растерянное лицо оживилось, на нем проступило выражение недоверчивого восторга. Уже не первый год она добивалась этой чести, надеялась, что боги наконец-то укажут на нее, и вот знак был получен! — Стрыйка, ведь это я как раз пришла!

— Да ты сюда через день бегаешь! — немного опомнившись, с сомнением произнесла Добролюта. — И боги молчали.

— Так, может, я теперь достойна стала!

— Подойди! — Добролюта кивнула ей на жертвенник. — Если это ты, то пусть снова возгорится огонь Девы Ильмеры!

Остряна неуверенно подошла и встала возле жертвенника. Ничего не случилось. Девушка опустилась на колени и протянула руки к сложенным сучьям — тоже ничего.

— Ну же, боги великие! — с нетерпением и даже упреком позвала она. — Перынь и Рожаницы, Леля-Огнедева! Я пришла! Дайте знак! Укажите, если я вам угодна!

Но боги молчали. Остряна осторожно прикоснулась к полуобгоревшим сучьям. Они еще хранили тепло от огня, свежий уголь зачернил ее пальцы. И больше ничего не случилось.

Девушка сжала губы, подавляя досадливый вздох. Похоже, что знак богов обманул — или относился вовсе не к ней. Но почему не к ней? Кто еще более достоин быть воплощением Девы Ильмеры, как не она, Остролада, дочь Вышеслава, внучка Мирослава и правнучка Благочесты, той, что до замужества была последней Девой Ильмерой на берегах Небесного озера?