Огнедева

Пока сын ходил, Домагость обдумал происшедшее. Первым его побуждением было грохнуть колотушкой в железное било, висевшее возле гостиного двора, созвать ладожан на вече и потребовать созыва Поскольку брак его дочери сским князем был одобрен всей Ладогой и заключался для общей пользы, то он был уже не внутренним делом Витонегова рода, а касался всех волховских словен. Но воевода быстро одумался. Похищение было проявлением Вольгиного своеволия, которое князь Судислав едва ли одобрит, а война с Плесковом Ладоге, ослабленной набегом Игволодовой руси, на пользу не пойдет и успеха не обещает — ведь здесь больше нет отважного и удачливого Одда Хельги с его большой дружиной. Но пусть Дивляну удастся вернуть, а плесковский князь согласится выплатить виру за бесчестье и обиду, — сохранить тайну едва ли удастся. Брак Дивляны с киевским князем не сможет состояться, и все мечты о торговле с греками через низовья Днепра пойдут прахом. Даже если князь Аскольд согласится взять в жены девушку, почти ставшую перед этим женой другого, то едва ли он охотно простит тот обман, что его заочно обручили с подмененной невестой! Скажет, этак вы мне и вместо куниц будете вевериц облезлых совать! А скорее поляне передумают брать за своего князя и дочь Домагостя, и вообще какую-либо из ладожских девушек. Вот и выйдет, что от всего этого выиграет один Вышеслав словенский.

Спасти дело можно было только одним способом — догнать беглецов раньше, чем они достигнут Плескова, и вернуть Дивляну так, чтобы о бегстве знали как можно меньше людей. Хотя и пойдут слухи, но всегда можно сослаться на бабскую болтовню и наветы. Мало ли кому завидно, что Домагость дочь за князя отдает!

Поэтому, когда Велем вернулся от Святобора, Домагость сразу приказал ему собираться в дорогу.

— Ты ее упустил, ты и ворочай. Парней возьми с собой, десятка три. У Вольги дружины с полтора десятка, и если догоните раньше, чем до Плескова доберутся, то одолеете. А не сумеешь — не миновать нам либо бесчестья, либо рати с Плесковом. Да своей-то дружине не говори пока, в чем дело. И братьям не говори.

— Я скажу, что он Теплянку увез, — предложил Велем. — Девка ведь в ее платье одета.

— Дело говоришь! — Домагость кивнул.

Велем пошел было прочь, но тут же обернулся.

— А может, ну ее? — вдруг сказал он, поглядев на отца. — Мне сдается, доброй волей она сбежала. И сряду Теплянкину она сама надела, а свою оставила — по всему видать, заранее все придумала. Может, пусть себе едет? Она ведь с прошлой осени Вольгу во сне видит, и он ради нее как старался, себя не жалел… Может, пусть? Любовь ведь не волос, с головы не выдернешь.

— А поляне?

— А им Тепляну отдадим. Она почти такая же, они их обеих не знают, авось не догадаются. И рода она тоже нашего.

Домагость на мгновение задумался, потом в сердцах бросил, сердясь еще и на себя, что хоть на миг допустил такую мысль:

— Тьфу на тебя! Чего придумал! Хочешь, чтобы не твоей матери и отца дочь, а дочь робы безродной киевской княгиней стала? Чтобы робичи в киеве правили, а не твои сестричи? Про любовь еще рассуждать мне будет!

— Так ведь вроде она тоже от деда Ви… — начал было Велем, но увидел лицо своего отца и отступил: — Все, все! Уже иду!

Велем собрался в дорогу быстро; весь тот день он не знал покоя, руки чесались от негодования и жажды взять Вольгу за горло, и даже разбитая во второй битве с Игволодом бровь снова разболелась. Ладожские парни с охотой откликнулись на призыв своего вожака и баяльника: в них еще горел боевой дух, а тут налицо была обида, предательство бывшего боевого товарища — ведь плесковский княжич умыкнул девку из Домагостева дома!

— Это он от обиды, что ему Дивляну не отдали! — толковали между собой парни. — Не ту, так хоть какую!

— Да я его, гада… — Несчастный Нежата, думавший, что увезли его девушку, сжимал кулаки и кривился, будто сейчас заплачет от ярости. — Да удавлю, как увижу!

На протяжении первого перехода вверх по Волхову беглецов никто не видел, но это Велема не удивляло: они ведь прошли эту часть пути ночью. В Дубовике сестра Доброчеста и ее тамошняя родня приняли беду близко к сердцу, зять Радила и сваты предложили помощь в поимке похитителя. Но Велем отказался: он надеялся справиться сам, а если взять с собой Радилу с братьями, то те неминуемо узнают, что похищена вовсе не Тепляна.

— А то смотри! — уговаривал Радила. — Моих бы сестер кто тронул, я бы его в колесо скрутил и в Волхов с обрыва пустил, а твои сестры все равно что мои! Поспешай, Велько, пошли тебе Волхов легкой воды, и спуску не давай!

В более дальних селах Велем настойчиво отыскивал следы, описывал внешность Дивляны и одежду Тепляны. В отдалении от Ладоги девушек не так хорошо знали в лицо, и разоблачить ложь никто здесь не мог.