Но многие французы, очарованные «благородством» яркой личности подсудимого, выступают в его защиту. Собирают подписи под петицией, требующей его помилования, и представляют ее в палату. Проводятся многолюдные демонстрации. За Барбеса просят знаменитые поэты Гюго и Ламартин. 14 июля Луи-Филипп вопреки мнению совета министров заменяет смертный приговор пожизненной каторгой.
А Бланки еще пять месяцев остается неуловимым для полиции. Его ищут повсюду, но он меняет свои убежища. Известно, что одно время его скрывал видный художник Давид д’Анже. Он сделал карандашный портрет Бланки с натуры. Перед нами меланхоличный профиль без бороды, сбритой, видимо, из соображений конспирации.
13 октября 1839 года на станции дилижансов около Ратуши полиция арестовала опознанного предателем Бланки в момент, когда он садился в экипаж, направлявшийся к Швейцарии. У него обнаружили географические карты, два паспорта на чужие имена и 400 франков денег. В тот же день Бланки заключен в тюрьму Консьер-жери.
13 января 1840 года начинается второй процесс над участниками майских событий. Среди трех десятков подсудимых находится и Бланки. Он оказался в центре всеобщего внимания. Действительно, все присутствовавшие в зале Люксембургского дворца, члены палаты пэров и те, кто до предела заполнил места для публики, ищут его среди обвиняемых. Он впервые стал известен, даже знаменит...
Политический деятель приобретает известность разными путями (если не считать возможности чисто случайной известности). Обычно это действия в роли депутата, министра, руководителя политической организации. Это речи, статьи, книги, то есть все виды общественной активности. Но Бланки мало занимался журналистикой, не опубликовал ни одной книги. Несколько статей и речей — вот и все, что дошло до сведения очень небольшого круга людей. Единственное, чем Бланки был известен, так это его судебными процессами и речами на этих процессах. Но основная, главная часть жизни Бланки связана с идеей тайного заговора. Поэтому она либо остается совершенно неизвестной, либо становится темой всяких вымыслов. Как раз это последнее обстоятельство и принесло Бланки неожиданную и далеко не радостную славу.
Во время первого процесса над майскими заговорщиками эффектная защита Барбеса, смешанная с саморекламой, поставила Бланки в такое положение в общественном мнении, когда на долю Барбеса в общей картине майского заговора достались все яркие и светлые краски, а Бланки — темные и мрачные. Буржуазные газеты, падкие до «пикантных» разногласий внутри революционного движения, устроили из майского восстания драму двух противоречивых характеров. Барбеса превратили в «благородного героя», а Бланки — в козла отпущения. Писали о его подлости, трусости: его бегство от ареста приравнивали к измене. Словом, на голову Бланки обрушилась самая низкая клевета, против которой он был бессилен. Ведь не мог же он тогда выступить с опровержениями претенциозных утверждений Барбеса, будто бы он основал «Общество времен года», подготовил и организовал восстание 12 мая.
Собравшаяся в суде публика, естественно, ожидала увидеть его в облике закоренелого каторжника. Теперь же все с удивлением взирали на этого маленького бледного человека в скромном черном одеянии. Только сверкающий норой взгляд выдавал силу характера, скрывавшуюся за невзрачной внешностью. Он был старше почти всех остальных, в основном двадцатилетних подсудимых; ему было уже 35 лет.
С самого начала Бланки ведет себя на суде совсем иначе, чем Барбес. Он отказывается отвечать на вопросы. Он стал говорить, лишь когда инсургентов стали обвинять в бесчестных и жестоких поступках. Бланки но-казал, что восстание было оправданным ответом народа на преступления июльской монархии, о которых он напомнил.
На седьмой день процесса с обвинительной речью выступил генеральный прокурор Франк-Каррэ. Его речь почти целиком направлена против Бланки.
— Господа, — начал он, — есть одно имя, которое доминирует во всем этом деле, имя, которое было у всех на устах в момент мятежа, имя, концентрирующее в себе одном всю мысль и всю организацию этого преступления. Это имя — Огюст Бланки!
Затем прокурор ярко осветил всю «преступную» биографию Бланки. Он пытался, в свою очередь, разжечь враждебность, уже существовавшую между Барбесом и Бланки. Первого он изобразил пылким рыцарем, вовлеченным на преступный путь, коварным, по трусливым, способным якобы сбежать с поля битвы в час опасности руководителем «общества бланкистов». Так впервые появляется новое слово, означавшее утверждение самостоятельного течения во французском революционном движении. Прокурор объявил Бланки опаснейшим врагом существующего строя, способным создавать и объединять большие группы заговорщиков, подготавливать восстания, подстрекать к насилию и вести за собой людей. Он потребовал для него смертной казни.