Никто не может поставить точный диагноз, выяснить причину постоянно испытываемой им внутренней боли, растущей слабости. А между тем 8 апреля 1832 года он вместе со своими товарищами должен явиться в тюрьму для отбытия наказания. Врачи находят его здоровье таким, что, по их мнению, тюрьма будет для него убийством. И здесь к нему на помощь приходит его мать Софи Бланки, проявлявшая некогда такое пренебрежение к детям. Теперь она живет в Париже. Здесь же и его старый отец, который обитает в другом месте. Этот фактический развод назрел уже давным-давно, но совершился только теперь. А Софи Бланки словно вернулась к дням своей молодости, когда она навещала заключенных революционным Конвентом в тюрьму жирондистов. Теперь она хлопочет за сына, хотя политическая роль заключенного и обстановка резко отличаются от того, что было почти сорок лет назад. Она обращается к министру юстиции, к генеральному прокурору п добивается отсрочки тюремного заключения. Энергичная забота Софи Бланки о сыне нисколько не свидетельствует о ее симпатиях к его политической деятельности. Это скорее проявление свойственного ей духа противоречия. Только теперь он обращен не против близких родственников, а против властей. Во всяком случае, хлопоты матери спасают Бланки, здоровье которого ухудшается. Софи добивается новых отсрочек и в июне увозит больного сына в Гренобль, где он пробыл несколько месяцев. По газетам он следит за жизнью страны. Один за другим обнаруживаются роялистские заговоры, правда, трагикомического характера. В палате развертываются бурные антиправительственные дебаты. В апреле на Парии; обрушилась страшная эпидемия холеры, которая не пощадила самого главу правительства — Казимира Перье. Холера унесла 20 тысяч жизней В возрасте 75 лет умер отец Бланки. Особенно серьезным событием года было новое республиканское восстание. Поводом для него послужили похороны генерала Ламарка, который приобрел широкую популярность своей оппозицией режиму Луи-Филиппа. Собралась грандиозная толпа. Недалеко от Аустерлицкого моста на нее напала королевская гвардия. Кварталы Тампль, Сен-Мартен, Сен-Дени, площадь Бастилии немедленно покрылись баррикадами. В ночь с 5-го на 6 июня восставшие уже, казалось, брали верх над войсками. Но в критический момент буржуазные республиканцы, сами не ожидавшие такого поворота событий, отказались от борьбы. Только рабочие дрались до конца, защищая баррикады на углу улиц Сен-Мерри и Сен-Мартен.
В письме к Аделаиде Монгольфье Бланки так писал о перспективах событий: «Знаете ли вы, что Франция может прпйти только к самой ужасной катастрофе? Знаете ли вы, что сегодня мне не кажутся невозможными такие события, когда потоки крови затопят страну? Я очень боюсь, что 93-й год будет выглядеть шуткой по сравнению с тем, что, возможно, произойдет очень скоро. Ясно, что третье сословие заменило аристократию и оно действует глупее, чем аристократы 89-го года. Недовольство народа приводит буржуазию в бешенство, и теперь нам угрожает самый жестокий деспотизм этой касты. Не надо питать никаких иллюзий. Буржуазия чувствует себя многочисленной и сильной своими богатствами; она испытывает страх и хочет отбросить массы в еще более рабское состояние, но народ, в свою очередь, стремится к борьбе».
Бланки всегда будет отличаться склонностью считать положение более близким к революции, чем это происходило в действительности. В данном случае мрачный тон его предсказаний явно усиливался болезненным состоянием. Только в конце осени здоровье позволило ему вернуться в Париж. Вскоре его мать решила, что теперь он сможет перенести тюремное заключение. Но она добилась разрешения на заключение Бланки не в старых смрадных парижских тюрьмах, а в относительно просторной и чистой версальской тюрьме, куда он и явился 1 декабря 1832 года.
В регистрационной книге тюрьмы указывается под его именем в качестве профессии заключенного «пролетарий». Такой род своих занятий он определил еще на суде. Конечно, в этом проявилась некоторая претенциозность. Ведь он мог бы назвать себя юристом или журналистом, что гораздо больше соответствовало правде. Если считать слово «пролетарий» синонимом слова «рабочий», но Бланки не имел для этого никаких оснований, ибо рабочим не был никогда. Но слово «пролетарий» для него имеет совсем не тот смысл, какой в него стали вкладывать после «Коммунистического манифеста» Маркса и Энгельса. Бланки зачислял в разряд пролетариев все население Франции, за исключением нескольких сотен тысяч богатых людей. Присваивая звание пролетария, он скорее всего хотел объявить себя представителем угнетенного народа. Вместе с тем он определил этим свою жизненную роль, ибо занятие пролетария в данном случае соответствовало миссии профессионального революционера. Именно такую роль в эти годы окончательно выбирает Бланки.