Офицерский гамбит

Алексей Сергеевич хотел убрать журнал, которым собирался казнить муху, но обратил внимание, что на обложке сиял великолепием Он – новый император всея Руси, Великий Геополитический Закройщик. Фотообъектив поймал нелицеприятный, а может быть, по задумке фотографа, просто рядовой момент: лик кандидата в великие люди был перекошен от гнева и негодования, искрящиеся глаза испепеляли невидимых читателю, но хорошо известных, существующих за пределами обложки врагов. Почти острые углы бровей делали его воинственным, гротескно волевым и, несомненно, картинным героем. Артеменко приблизил фото будущего политического гения к глазам и направил пучок света от лампочки ночничка с гибкой ножкой. Победоносное лицо не изменилось, оно по-прежнему излучало призыв к инквизиции, к расправе над еретиками. Журнал нельзя было более приблизить к глазам – высоту сдерживала лампа. И тогда неизвестно зачем Алексей Сергеевич сам еще больше наклонился над фотографией, приблизив лицо так, что сначала ощутил горячее тепло лампы, а затем отчетливый типографский запах. Лицо же, напротив, расплылось перед глазами, линии стали неуловимыми. Алексей Сергеевич отодвинулся, так и не объяснив самому себе, для чего он приближал глаза к глянцу. Но то ли вследствие изменения фокуса, то ли иным колдовским образом он увидел замысел как-то по-другому, без кода и шифра. Он видел человека, как бы очищенного от защитной скорлупы, просто объятого страстью, позирующего хищника, и не испытывал ни малейшей толики восхищения или благоговения. Он видел сомневающегося, колеблющегося, порой слабого и уязвимого человека, такого, как и все остальные, как и он сам, только облаченного в мантию ветхозаветного судьи. Он увидел очевидный оптический обман, осознал идеологическую фальсификацию, возмутился вопиющей простоте навязываемого мифа. «Боже, как же мог я раньше так беззаветно доверять свою судьбу этому человеку, как мог я верить в его величие и в то, что он отмечен провидением сделать что-либо для людей, проявить нечто, выходящее за рамки индивидуального?!» – громким голосом, сам пугаясь его глухого звука, произнес Алексей Сергеевич. То был крик отчаяния и прозрения, мучительный глас совести, внутреннего, самого совершенного из возможных, мерила своих поступков. Он чувствовал себя бесконечно опустошенным, обезвоженным, точно внутри образовалась выжженная солнцем пустыня.

Медленно Алексей Сергеевич зашторил открытое окно и неуверенными шагами, шлепая тапками по полу, побрел к кровати, надеясь уговорить сон прийти к нему. Озарение, как ударившаяся в сознание волна прибоя, стало медленно отступать. Всегда все дело было в людях, и остается в людях и теперь. Всегда эта земля находилась на перекрестке между империями. И все всегда будет зависеть от людей.

Глава шестая

(Киев, сентябрь – ноябрь 2009 года)