Но Юрчишин проигнорировал и это, он был на своей волне – ему просто нужен был человек, которому можно было безбоязненно выговориться. Артеменко был именно таким человеком, слишком стиснутым рамками системы, связанным выполнением собственных задач, да к тому же достаточным профессионалом, чтобы не понимать, что информацию эту распространять не стоит в интересах своей же безопасности. Они понимали друг друга так же, как супруги, прожившие полвека вместе, – каждый впитал в кровь законы системы, каждый знал границы и ограничительные флажки. Потому, опять странно подмигнув, Юрчишин вдруг совершенно не к месту бросил напоследок фразу: «И запомни, дружище, бабло побеждает зло». Он сказал это громко, очень цинично, так, чтобы запомнилось, а потом едко улыбнулся, взял кожаный кейс и быстро покинул зал ожидания.
Стоп! Лица – вот что его беспокоит во всех этих воспоминаниях! Лимаревский. Юрчишин. Как же так произошло, что с течением времени лица превратились в личины. Рабочие маски приросли к их естеству, они явно не стыкуются с их давно потерянным, выпотрошенным, как рыбье брюхо, внутренним миром. Социальные наработки вытеснили сущность, сверху – маска, внутри – пустота. Извечные ложь, притворство, игра, самоконтроль, статус – все это вытеснило простое человеческое, лишило ментальности.
Надо будет завтра хорошенько всмотреться в свою физиономию, решил Артеменко, со вздохом переворачиваясь на бок.
Глава вторая
Алексей Сергеевич и Аля лежали в постели вечером и, переплетясь под одеялом ногами, увлеченно беседовали. Такое часто у них случалось после легкого ужина, когда за столом начинался серьезный разговор, но позднее время, усталость или желание обсудить что-то подталкивали перенести начавшуюся беседу в постель, где муж и жена словно превращались в ветви одного дерева. В этом действии, которое иной нашел бы странным, была заключена их давняя, сугубо семейная и очень интимная традиция, которая – Артеменко никогда не задумывался над этим – открывала им дивную возможность энергетического обмена. Иногда они, впрочем, просто усаживались читать, изредка обращаясь друг к другу, чтобы процитировать что-то важное, обсудить прочитанное несколькими короткими фразами и снова углубиться каждый в свои книги. Порой же к ним присоединялась дочь с душещипательными рассказами о нравах современной молодежи или перипетиях школьного уклада жизни, после чего представителям старшего поколения оставалось лишь разводить руками да восклицать известные слова древнего римского оратора. Но на этот раз приезд Артеменко в Москву совпал с былым праздником труда, и Женя, только что получившая паспорт, невероятно взрослая и гордая, отпросилась на девичьи посиделки к одной из подруг.
Эти мужчина и женщина умели наслаждаться обществом друг друга, умудряясь поддерживать искренний интерес к общению в своей замкнутой для посторонних семейной системе. Артеменко считал это их семейным феноменом, жена объясняла тем, что они представляют собой союз самодостаточных личностей, которые научились развиваться параллельно и взаимно обогащаться посредством созданной годами тесной психоэмоциональной связи. Как бы она это ни называла, к мужчине нередко пробивались лучи озарения, и он осознавал, что эта магия создавать узоры отношений относится к ее сугубо женскому обворожительному искусству. Для себя Артеменко определял это искусство простыми словами: уметь находиться рядом, уметь быть женой и другом одновременно. Не вдаваясь в тонкий анализ, который был для него здесь излишним.
– Устал? – заботливо спросила женщина.
– Неимоверно. Обработал гору документов, да еще свой один подготовил. Не считая двух непростых встреч – с неприятными типами, через которых будем запускать информацию. Плюс дорога чертова! Каждая поездка через город, как будто пересекаешь ад.
– Скоро будет еще хуже, вот увидишь. Люди в мегаполисах будут сходить с ума, начнут гибнуть от всего: от воздуха, от воды, от мыслей. – Она произнесла эти слова задумчиво, с пророческим спокойствием, отчего они казались гвоздями, которые забивают в крышку гроба всего городского населения. Но эти слова были продолжением их начатой беседы о жизни, предназначении и возможностях. Они были призваны приковать его внимание.
– Ты так просто об этом говоришь, как будто о муравьях или мухах.
– Но если большинство существ, пришедших в этот мир, проживают жизнь растений или одноклеточных, то они и достойны такой судьбы. Разве не так?
Мужчина не ответил, взял паузу, чтобы подумать.
– Когда случаются катастрофы, они уносят и много развитых людей. Попутно. Разве не так?
Она вздохнула.
– Вот это-то и заставляет думать: а не стоит ли изменить качество жизни?
– Что это, – спросил он, отхлебывая из большой чашки горячую жидкость и чувствуя, как тонкие иголочки впиваются в горло, сладко обжигая его, подобно дорогому коньяку.
– Нравится?
Он утвердительно кивнул в ответ.