Адмирал напрягся: напоминание о не самом удачном сражении Флота его величества было всегда неприятно.
— Что вы этим хотите сказать, милорд?
— Только то, мой дорогой граф, что германский флот не только заставит красных потратить торпеды, бомбы и снаряды, но и как-нибудь ощиплет этих наглецов, не так ли?
Мычание, исторгнутое из адмиральской глотки, было скорее утвердительным, нежели наоборот.
— Так вот, мой дорогой сэр, а когда колбасники подопустошат погреба красных и, возможно, даже что-нибудь у них упрячут в рундук Дэви Джонса, вот тогда-то и вступит в игру наш туз в рукаве — «Кинг Джордж», «Дюк оф Йорк», «Ринаун» и три авианосца. Да-да, сразу «Арк Ройал», «Глориос» и «Корейджес». В сопровождении четырех «графств»[426], стольких же «колоний»[427], обоих «Эксмутов» и «Кодрингтона»[428] и всех восьми эсминцев L. И вот еще что, — увидев, что Четфилд собирается что-то сказать, Александер поднял руку, — я прекрасно понимаю: вы полагаете, будто этих сил может не хватить на то, чтобы передавить красных точно крыс в бочонке. И вы будете совершенно правы, мой дорогой сэр! Абсолютно! Но вот только в рукаве есть еще один туз: ваша эскадра R[429] вместе с «Нельсоном» и «Родни». Да еще в придачу «Викториес» со старичками «Гермесом» и «Аргусом». А с ними пять «городов»[430] и все эсминцы группы М[431].
С этими словами Первый лорд Адмиралтейства победно посмотрел на адмирала. Четфилд молчал, осмысливая услышанное.
— Значит, боши сделают все, что могут, и лягут агнцами на алтарь нашей победы, — медленно проговорил он. — Что же, милорд, вынужден признать, что я — осел! Вот, правда, одно меня беспокоит: на алтаре могут оказаться и наши новейшие линкоры. Насколько я могу судить, у красных не все в порядке с головой, и дерутся они точно бешеные. А у красных японцев с головой не в порядке вдвойне: во-первых, потому что они — красные, а во-вторых, потому что они японцы. Так что…
— Пустое, сэр, — махнул рукой Александер. — У короля еще много…[432]
Низкая облачность не давала возможности вести нормальное наблюдение, и потому экипаж летающей лодки «Шорт Сандерленд» S25 с бортовым номером «двадцать» рассчитывал только на свой радар. Но откровенно говоря, надежды на него было не много: чертов аппарат все время барахлил и выдавал на экран такое, отчего у оператора, второго лейтенанта Сименса, буквально глаза на лоб лезли.
Услышав замысловатую брань, командир экипажа сквадрон-лидер[433] Карпентер хмыкнул и поинтересовался:
— Джонни, мальчик мой, эта железяка тебя снова разлюбила?
— Конечно, сэр, — откликнулся штурман Макдонелл. — Она, видать, пронюхала, что вчера наш Джонни любезничал с радиолой. А на свете нет ничего страшнее, чем месть обманутой женщины. Даже если она железная…
Все засмеялись, а обиженное сопение Сименса было слышно даже в наушниках. И в этот самый момент Макдонелл вдруг закричал:
— Сэр! Смотрите, внизу!
Карпентер посмотрел. Тысячей футов ниже в облаках появился просвет, и там в этом облачном окне шли корабли. Один из них был явно авианосцем: широкая плоская палуба, на которой даже стояла пара самолетов…
Больше разглядеть ничего не удалось: облака вновь сомкнулись, скрывая корабли от глаз наблюдателей. Но и так все было совершенно понятно: в этом квадрате не должно быть ни королевских, ни союзных кораблей. А значит…
— Джек, сынок, передай «медноголовым»[434], что в квадрате… — Карпентер запнулся и повернулся к штурману — Макдонелл, где мы их видели?
— В квадрате 36–80, сэр. Идут на зюйд-вест-вест, курсом двести пятьдесят пять.
— Вот-вот, сынок, передай им. Корабли вражеские, пять-шесть, один из них — авианосец. Сопровождают эсминцы и легкие крейсера. Два крейсера. Скорость группы — приблизительно девятнадцать узлов.
— Есть, сэр! — ответил второй лейтенант Кастлинг и завертел верньеры.
Низкая облачность не давала возможности вести нормальное наблюдение, и потому экипаж дальнего разведчика МТБ-2 с бортовым номером «ноль два» рассчитывал только на свой радар. Но откровенно говоря, надежды на него было не много: чертов зенитный снаряд, которым в позапрошлый вылет их зацепил норвежский тральщик, сотворил с их радаром что-то, и аппарат теперь периодически барахлил, выдавая на экран такое, отчего у оператора, лейтенанта Семенова, буквально глаза на лоб лезли.
Услышав замысловатую брань, командир экипажа майор Столяров хмыкнул и поинтересовался:
— Иван, а что, у комсомольцев теперь так принято? Или это в инструкции написано, что неисправности матерком исправляют?
— Нет, товарищ майор, — откликнулся штурман Данилов. — Он же вчера весь вечер радиолу паял. Наверное, все олово извел, теперь матом заменяет. Верно, Ванятка?
Все засмеялись, а Семенов принялся обиженно объяснять, что дело не в олове, а в том, что развертка, мать ее, не настраивается. А все потому, что сигнал неустойчивый, а это, в свою очередь, потому, что… В этот самый момент Данилов вдруг закричал:
— Командир! Смотри, внизу!