В свою очередь японец вряд ли заблудился бы в переплетении арбатских переулков, где проживала семья Павликовых. Он точно знал, каким маршрутом троллейбуса надо ехать от «Арбатской», ну а добраться туда от Комсомольской площади на метро сумел бы даже без объяснений. А уж появись он в квартире на Собачьей площадке[419] — его бы встретили как родного! Ведь фотографии в Москву приходили те же самые, что и в Осаку.
Со времени первой встречи Павликов и Юрисима далеко продвинулись в изучении и приятии культур друг друга. Так именно сейчас друзья бодро шуровали ложками в одном котелке, в котором говяжья тушенка прекрасно уживалась с сушеными сливами, гречневая лапша — с гороховым концентратом, а соевый соус — с лавровым листом. При этом оба ротных отламывали большие куски от буханки ржаного хлеба, или наперебой брали из судка кусочки светлого мисо.
— Мы с тобой, Анатону-сан, — сообщил Тадаеси, откладывая в сторону ложку, — добрые друзья и можем позволить себе сидеть у горшка[420].
— Эт-то точно, — Антон облизал ложку и сунул ее за голенище сапога. — Ну, что, Тадаеси-сан, пора и чайку?
Где-то ухнул шестнадцатидюймовый снаряд японского линкора, и земля чуть заметно вздрогнула. Не обращая на это ни малейшего внимания, Павликов вырубил крепкую ветку с крючковатым сучком и аккуратно снял висевший над маленьким костерком чайник с огня. Юрисима вытащил из ранца небольшую лаковую коробочку, раскрыл ее и достал оттуда несколько пакетиков из полупрозрачного шелка:
— Какой чай будем пить сегодня, Анатону-сан? Русский или японский?
Прежде чем ответить, Павликов прихлопнул у себя на шее нахального москита, затем вытер подаренным Тадаеси шелковым платком лицо и шею.
— Жара, как в бане, — сказал он и снова протер лицо от пота. — Давай японский, он, говорят, лучше жажду утоляет.
Название «японский чай» изрядно потеснило «зеленый чай» в русском языке. Да и в самом деле, не такой уж он и зеленый, если разбираться всерьез. А «русский чай» прочно обосновался в японском — до этого там даже не было определения для «черного чая»…
В больших кружках заваривались пакетики зеленого чая, Павликов вытащил завернутый в вощеную рисовую бумагу колотый сахар, а Юрисима — картонную коробочку с мидзуекан[421]. В этот момент снова грохнуло, и снова чуть вздрогнула земля…
— Кучно бьют, — лениво заметил Антон.
— Пристрелялись, — подтвердил Тадаеси.
— Похоже, что нам надо поторапливаться, дружище. Сейчас ваши морячки закончат, и наша работа начнется, — и Павликов принялся ожесточенно дуть на обжигающий напиток.
Юрисима сунул в рот кусок сахару и сделал большой глоток чая. Подышал ртом, пережидая ожог, и уже собрался было повторить, как на поляну выскочил худой жилистый японский солдат. Это был вестовой роты Кендоро.
— Товарищи тюи, товарищи тюи, — зачастил он. — По радио передали сигнал «Орхидеи еще не зацвели»! «Не зацвели еще орхидеи»!
— Эх ты ж …! — выдохнул старший лейтенант Павликов, с сожалением выплеснул чай на землю и сунул кружку в котелок. — Пошли, братишка, труба зовет!
Юрисима подхватил свой вещмешок, затем вылил чайник в костер и заторопился за своим другом.
На самой границе опушки, в густых, переплетенных лианами зарослях пряталась техника второй роты. К изумлению советского командования, японские товарищи настояли на использовании в Малайской десантной операции только легкой техники. И неважно, если она была устаревшей — основное ограничение накладывалось по весу. Скрепя сердце Конев отдал приказ вывести из состава 4-й механизированной дивизии все сорокатонные ИСы, которых сменили более легкие ветераны Т-28АМ и даже специально разработанные плавающие танки КН-1Д[422], чей малый вес позволял доставлять их даже на внешней подвеске тяжелых самолетов и вертолетов. Что, естественно, повлекло за собой изменение в штатном расписании частей и подразделений.
В отличие от обычной — континентальной, вторая рота имела в своем составе не один, а два танковых взвода, при сохранении трех остальных взводов в полном составе. Шесть «каэнок» — на армейском арго, «коников» — давали некоторую надежду, что мощный залп шести 85-мм орудий хоть как-то компенсирует тонкую, противопульную броню. Кроме них в роту входили обычные для механизированных войск взвод БА-12[423] и мотоциклов со станковыми гранатометами, а также два взвода мотопехоты на БТР-40 — здоровенных восьмиколесных чудовищ с гробообразными, открытыми сверху корпусами и двумя пулеметами — обычным и крупнокалиберным — на вертлюгах.
Японская мотопехота была оснащена значительно скромнее: один взвод имел на вооружении семитонные бронетранспортеры на базе снятого с вооружения танка «Ха-Го», остальные — грузовики «Ниссан 80», трехколесные мотоциклы «Куроган» и велосипеды.
Павликов угнездился в башне головного «коника» второго взвода, подключил шлемофон к радиосети и поинтересовался:
— Хризантема-один, я — Береза-два. Тадаеси-сан, ты там как?
— Очень хорошо, Береза-два-сан, — прохрипело в наушниках. — Пускай своих.