Офицер

– Они уже делают, Герман, – в трубке отчетливо хмыкнули. – Вывезли тело из городского холодильника в Управление НКВД, задержали охранника Лакобы и сейчас направляются в дом Сухишвили[101]. Мне кажется, что они слишком активны, а?

– Я тоже так думаю, Буду, – ответил Мгалобишвили. – Надо их отвлечь, как думаешь? Кавказское гостеприимство славится по всему Союзу. Вот и займись. Пригласи, угости. Позови артистов, артисток. Пусть поедят хорошей еды, попьют хорошего вина и поймут, что «глухаря» отравили шпионы. Английские, например.

– Сделаю, – в трубке раздался короткий смешок. – Так примем – буквы «му» сказать не смогут.

Майрановский вошел в кабинет с несколькими листами бумаги в руках и удивленной миной на лице. Он положил листы на край стола, за которым сидели Ежов, Новиков, Россохин и Чкалов, и, кашлянув, спросил:

– Кирилл Андреевич, как вы узнали?

– Что определилось? – вопросом на вопрос ответил Кирилл. – Цианфосфорная или метилфторфософоновая?

– Циан и ион фосфора семь плюс… Но как?..

Ежов вдруг сообразил: Троцкий-то умер не случайно. И не случайно у этого красавчика Кирилла на груди новенький орден. Кстати, он ведь сам проводил по комиссии партконтроля заявление парторга из этого… как его?.. Осинфбюро об утрате Новиковым партбилета.

– Товарищ Майрановский, – произнес он веско, – товарищ Новиков не имеет права раскрывать вам всю информацию, которой обладает. Достаточно того, что, работая за рубежами нашей Советской Родины, он добыл важные сведения о ядах.

Этими словами он заслужил одобрительный взгляд Чкалова и благодарные, хотя и недоуменные взгляды Новикова и Россохина. Затем Кирилл сказал:

– Так, товарищи, я могу с уверенностью сказать, чем был отравлен товарищ Лакоба. Это совсем новое вещество, недавно разработанное в Германии. Называется «Табун»… – Он подумал совсем немного и добавил: – Могу предположить, что вещество добавили в коньяк, водку или чачу – в воде он растворяется плохо. Или незаметно нанесли на кожу жертвы. Двух-трех миллиграммов вполне достаточно…

– Тогда скорее всего – на кожу, – заметил Глеб. – Лакоба был слабогрудый и пил мало. Причем в основном – вино.

Все замолчали. Наконец Ежов, откашлявшись, спросил:

– Как вы полагаете, товарищи, каким путем этот «Табун» мог попасть в Союз ССР? По линии наркомата внешней торговли мог?

Новиков отрицательно качнул головой:

– Нет, товарищ председатель. Еще раз подчеркиваю: препарат этот разработан совсем недавно, и к тому же им заинтересовалось командование вермахта. Ручаюсь, что «Табун» мог попасть на нашу территорию только как средство для проведения терактов и диверсий. Через западные спецслужбы, скорее всего – германские.

– Спецслужбы – это шпионы? – уточнил Ежов. – Я тоже придерживаюсь этого мнения. И возможно, через недобитых троцкистских агентов.

Он поднялся из-за стола и обвел всех тяжелым взглядом:

– Об этом нужно срочно сообщить в ЦК и лично товарищу Сталину. Товарищи, прошу вас продолжать работу в определившемся направлении.

Уже на выходе из здания Управления НКВД Грузии Новикова догнал младший лейтенант государственной безопасности. Он еще только начал представляться, как по его нервным движениям, чуть близоруким глазам и бледному, подолгу невидящему солнечного света лицу Кирилл определил – шифровальщик. И не ошибся – младший лейтенант протянул ему узкий голубоватый конверт с грифом «Сов. секретно. Лично в руки».

Сломав сургучную печать, Новиков пробежал глазами текст:

«Багаж, в т. ч. приборы «Л/М», отправлен. Сопровождает тов. Мильштейн[102] с группой. Рекомендуется подключить тов. М-на и его группу к работе следств. комис.

Есть мнение, что тов. Г. можно доверять как мне.

Л. Б.»

Кто такой «тов. Г.» гадать было не надо: Гоглидзе. А вот кто такой Мильштейн, Новиков не помнил, хоть расстреляйте. Впрочем, вспоминать особенно и не хотелось: явится – привлечем.