Легко пройдясь по струнам большой концертной гитары покрытой черным, кое-где облупившимся лаком, Кирилл мощно, во весь голос запел в ритме кавалерийской рыси.
Эту песню еще не родившегося поэта Кирилл еще не исполнял, но коренастый пожилой аккордеонист, подошедший к их столу, мгновенно подхватил мелодию, и уже на втором куплете умело вплел свою партию, а на припеве негромко, но очень точно вступил ресторанный оркестр.
– Примите от нас… – полковой комиссар Павел Головатов поднес рюмку водки и кусок черного хлеба и со всем уважением поклонился.
– Спасибо, казаки. – Новиков лихо махнул водку, нюхнул хлеба, посмотрел на парней и со словами. – Эх, нет на меня замполита! – ударил по струнам.
Кирилл исполнил еще пару песен, после чего вдруг как-то внимательно посмотрел на Надю и, извинившись перед казаками, подошел к аккордеонисту, который был руководителем ресторанного оркестра. О чем-то с ним поговорил, а потом они вместе пошли к сцене.
Новиков сначала наиграл какую-то незнакомую мелодию на рояле, потом пощелкал пальцем, задавая ритм, и набросал несколько строчек на листе нотной бумаги.
Звукоусилительная аппаратура для вокалиста уже не была редкостью, и когда оркестр сыграл вступление, Новиков, чуть склонившись перед массивным никелированным микрофоном, запел:
Необычный ритм и мелодия захватили слушателей настолько, что многие вставали, желая лучше рассмотреть происходящее на эстраде, а Надя, которой пел Кирилл, тихо млела от осознания, что именно ей адресована эта такая странная, но такая красивая песня.
Но были еще двое крайне заинтересованных слушателей.
Композиторы Дмитрий Яковлевич Покрасс[220] и Исаак Осипович Дунаевский, сидевшие недалеко от эстрады, с удивлением, переходящим в изумление, наблюдали импровизированное выступление Новикова, а Дунаевский еще и набрасывал интересные гармонические ходы в блокноте.
– Нет, ты слышал? – Покрасс проводил уходившего от эстрады Новикова взглядом и вопросительно уставился на коллегу. – Это вообще кто? Почему я о нем совершенно ничего не знаю?
– Знаете, Дмитрий Яковлевич. – Дунаевский усмехнулся. – Это тот самый Новиков, который написал «С чего начинается Родина» и много других песен. Мы еще долго спорили с товарищами, что у этого автора явно отсутствует четкий почерк. Словно ему пишут песни несколько разных авторов. Только вот мы бы их знали, а тут совершенно незнакомый способ композиции. Характерный скорее для джазового музыканта. Кое-кто даже предположил, что это ваших рук дело. – Дунаевский усмехнулся. – И это тот же самый человек, который застрелил покушавшихся на товарища Сталина. Многогранная личность. Широко известен в узких кругах под уважительным прозвищем «Стальной Кир». Или «Сталинский Кир». Да и подруга его тоже дама небезызвестная. Некая «Железная Надежда» – кумир советских девчонок.
– Может, кто-то из птенцов Лундстрема[221]? – Покрасс задумчиво побарабанил пальцами по столу, припоминая, сколько разных историй связано с этим именем.
– Возможно. – Дунаевский пожал плечами. – Но я бы скорее предположил американскую школу.
– Любопытно. – Покрасс внимательно посмотрел на Новикова, вернувшегося за свой столик вместе с высокой красоткой. – Да… не тем занимается товарищ. Не тем.