Одураченный Фортуной

— Ваша светлость! — взмолился он. — Нет службы, которую я не выполнил бы, чтобы доказать мою преданность! Поручите мне все, что угодно, но… но только не это.

— Я тронут вашими словами, Бейтс, — надменно произнес герцог. — Но, к несчастью, это единственная служба, которая требуется мне от вас в данный момент.

Бейтс пришел в отчаяние.

— Не могу, ваша светлость! — воскликнул он. — Вы знаете, что за это могут вздернуть!

— Меня — да, если строго придерживаться закона, — равнодушно ответил Бэкингем.

— А так как ваша светлость стоите слишком высоко для повешения, то меня сделают вашим представителем.

— Вы повторяетесь — это утомительная привычка. К тому же, тем самым вы лишь утверждаете меня в моем положении. Впрочем, быть может, вас удовлетворят сто фунтов в качестве douceur note 71…

— Дело не в деньгах, ваша светлость. Я не сделал бы этого и за тысячу.

— Тогда говорить больше не о чем. — Хотя Бэкингем внутри кипел от. злости, внешне он сохранял ледяное спокойствие. — Можете идти, Бейтс, я более не нуждаюсь в ваших услугах. Если вы обратитесь к мистеру Гроувсу, он выдаст вам деньги, которые вам, возможно, причитаются.

Взмахом белой, сверкающей драгоценностями руки герцог отпустил мошенника. Несколько секунд Бейтс колебался, не желая смириться с увольнением. Но чувство страха оказалось сильнее. Он мог бы рискнуть всем, только не своей шеей. Сознавая бесполезность дальнейших просьб и протестов, Бейтс молча поклонился и вышел из комнаты.

Если слуга удалился расстроенным, то хозяина он оставил в неменьшем расстройстве. Козырная карта не помогла герцогу выиграть, и теперь он не знал, где найти еще одного агента для выполнения задуманного предприятия.

Мистер Этеридж, пришедший позднее навестить его светлость, нашел его все еще облаченным в халат и мерявшим шагами библиотеку, словно зверь в клетке.

Отлично знавший причину, удерживающую герцога в городе, и сам только что закончивший приготовления к отъезду, Этеридж пришёл сделать последнюю попытку образумить своего друга и убедить его сменить Лондон на более здоровое местопребывание.

Но Бэкингем невесело рассмеялся.

— Твоя тревога лишена оснований, Джордж. Чума — порождение грязи, и поражает она грязных. Посмотри, где происходят вспышки. В домах бедноты и на улицах, где полно оборванцев. Эта болезнь соблюдает весьма достойную разборчивость и не решается обрушиваться на знать.

— Тем не менее, я соблюдаю меры предосторожности, — заявил мистер Этеридж, демонстрируя платок, от которого шел сильный запах камфары и уксуса. — И я считаю, что лучшее лекарство — бегство из Лондона. Кроме того, что здесь делать? Двор уехал, на улицах жара и вонь, как в аду. Ради Бога, давай подышим чистым и прохладным деревенским воздухом!

— У тебя, Джордж, пасторальные наклонности, как у Драйдена. Ладно, отправляйся к своим овцам. Мы здесь обойдемся без тебя. I

Мистер Этеридж уселся и, скривив губы, посмотрел на приятеля.

— И все это ради девчонки, которая не проявляет к тебе благосклонности? Честное слово, Бакс, я не узнаю тебя!

Герцог тяжело вздохнул.

— Иногда мне кажется, что я сам себя не узнаю. По-моему, Джордж, я схожу с ума!

Он зашагал к окну.

— Утешь себя мыслью, что ты еще не окончательно рехнулся, — безжалостно посоветовал Этеридж. — Как может человек твоего возраста мучиться и рисковать, пускаясь в погоню за…

Герцог обернулся и резко прервал его.

— В том-то, и дело! Сводит с ума погоня, в которой нельзя настигнуть добычу!

— Неплохой афоризм — для тебя, — усмехнулся мистер Этеридж. — Но помни, что в любви убегающий ранит, а преследующий умирает,

Но Бэкингем не обратил внимания на насмешки; в его голосе послышалась страсть.

— Очевидно, во мне говорят охотничьи инстинкты. Всегда стремишься настигнуть самую неуловимую добычу. Неужели тебе это не ясно?

— Слава Богу, нет! Я еще не лишился разума. Поезжай в деревню, дружище, и приходи в себя на лужайке среди лютиков.

— Тьфу! — Бэкингем вновь отвернулся, пожав плечами.

— Это твои ответ?

— Вот именно! И я тебя не задерживаю!

Этеридж поднялся и положил руку на плечо.

— Если ты остаешься здесь в такое время, то с определенной целью. С какой же?

— С той, которую я обдумывал перед твоим приходом, Джордж. Окончить начатое дело. — И он процитировал переделанные стихи Саклинга note 72:

Коль меня не полюбит,

Заставлю любить ее сам,

Или пусть достается чертям!

Этеридж с отвращением пожал плечами.

— Ты не только безумен, Бакс, но еще и вульгарен, — заметил он. — Я предупредил тебя об опасности и не собираюсь повторяться. Но не могу не выразить удивления, что ты можешь находить удовольствие в…

— Удивляйся, сколько твоей душе угодно! — сердито прервал его герцог. — Возможно, я и в самом деле подходящий объект для удивления. Я сгораю от страсти к женщине, которая отвергла меня с насмешками и презрением! Если бы я мог поверить в ее добродетель, то отступил бы, склонившись перед ее упрямством. Но добродетель актрисы! Это так же невероятно, как снег в пекле! Она просто находит жестокую и извращенную радость, причиняя мучения человеку, которого видит сгорающим от любви к ней!