Читатель мог догадаться, что мое мнение о месте и роли случайности во время карьеры на Уолл-Стрит не могло обеспечить ровных отношений с коллегами (о некоторых из них я упомяну в этих главах). Естественно, непростые отношения были с теми из них, кому посчастливилось быть моими начальниками. В моей жизни было два босса, причем совершенно разные по характеру.
Первый, я назову его Кенни, воплощал в себе черты провинциального семьянина: субботним утром он был похож на футбольного тренера, а в воскресный полдень приглашал своего шурина на шашлыки. Наружность его внушала уважение, именно такому человеку я смог бы доверить свои сбережения. Он довольно быстро вырос по служебной лестнице, несмотря на отсутствие некоторых познаний в вопросах финансовых деривативов (требование его фирмы ― прославлять эти инструменты). Босс был слишком деловым человеком, чтобы понимать мою логику действий на рынке. Однажды он порицал меня за то, что я не выразил восторга по поводу успеха одного из его трейдеров, хорошо сработавшего на бычьем рынке европейских облигаций в 1993 году, которого я назвал случайным метателем пращи. Я тщетно старался представить ему идею кривой выживания богатства (см. часть II этой книги). Прошло немного времени и все его трейдеры оставили этот бизнес, включая его самого.
Мой босс был спокойным человеком, четко выражал свои мысли, имел атлетическую фигуру и был одарен крайне редким качеством ― превосходного слушателя. Представительный вид и личное обаяние обеспечили ему доверие президента. При всем этом я не мог скрывать своей непочтительности, особенно когда он не мог понять сути моего разговора. Несмотря на консервативные взгляды, он представлял собой бомбу с запущенным часовым механизмом.
Второй босс, которого я назову Жан-Патрик, был угрюмым французом с взрывным характером и сверх агрессивной индивидуальностью. За исключением тех немногих, кого он действительно любил, он отличался даром создавать своим подчиненным некомфортные условия, повергая их в состояние постоянной тревоги. Этот человек внес большой вклад в мое формирование как управляющего рисками. Ведь он был одним из немногих, кто имел мужество заботиться только о генераторе, совершенно не обращая внимания на результаты. Он понимал мудрость Солона, и вопреки ожиданиям, что человек с такими взглядами и таким пониманием случайности будет вести тусклую жизнь, жил ярко. В противоположность Кенни, который носил консервативный темный костюм и белую рубашку (единственной поблажкой был его крикливый галстук с Гермесом на коне), Жан-Патрик одевался пестро, как павлин: голубая рубашка, шотландский пиджак с безвкусной шелковой окантовкой карманов. Не озабоченный семейной жизнью, он редко приходил на работу до полудня, хотя я могу сказать наверняка, что он делал свою работу в самых невероятных местах. Он часто звонил мне из «
Я все еще удивлен одержимостью этого яркого человека к рискам, которые он постоянно прокручивал в голове. Он думал буквально обо всем, что могло случиться. Так, он заставил меня сделать альтернативный план на случай падения самолета на здание офиса ― и разгневался, услышав в ответ, что финансовые условия его департамента в таких обстоятельствах мне мало интересны. Босс имел репутацию ужасного волокиты и одновременно темпераментного человека, способного зажечь любого по своей прихоти. Однако он слушал меня и понимал каждое слово, поощряя меня идти дальше в познании случайности. Именно он заставил меня выискивать невидимые риски «взрыва» в любом портфеле ценных бумаг. Жан-Патрик с огромным уважением относился к науке и ученым. Поэтому неслучайно, наверное, через десять лет или около того по завершении совместной работы он неожиданно объявился во время защиты моей докторской диссертации, улыбаясь мне из глубины комнаты.
Кенни знал, как подняться по служебной лестнице организации и достигнуть ее вершины, перед тем как быть изгнанным. Жан-Патрик не сделал такой успешной карьеры, но научил меня остерегаться зрелых финансовых институтов.