Одолжи мне жениха

Когда он вошёл в меня, мыслей не было. Впервые – чистый восторг и желание обвить ногами, что я и сделала. А когда он начал двигаться, я впервые подумала, но не «Ой, лишь бы побыстрее, может, высплюсь», а «Только помедленнее, пожалуйста, не торопись!»

Ярослав и не думал торопиться. Он начал двигаться так плавно и неспешно, что волны чего-то посущественней, чем бабочки, начали прокатываться по моему телу. Больше всего его движения напоминали почему-то течение мёда с ложки. Вязко, неторопливо, неумолимо. Обещая сладость. У меня от этих движений, от его шумного дыхания на ухо, от щекочущих волн мурашек внутри образовалось огромное озеро горячей нежности. Оно всё ширилось и ширилось, норовя вот-вот пролиться. Я притянула Ярослава к себе ближе и зашептала ему на ухо, выплёскивая то, что не могла уже держать в себе:

– Яр… Ярочка мой… хороший мой…

Теперь уже он рыкнул, сбился с медового темпа. Снова стал целовать. Потом снова начал неторопливо течь мёд, из меня снова полились какие-то бессвязные нежности, Ярослав снова сбивался и снова целовал. И снова тёк мед…

И оргазм со мной тоже случился впервые. Да, можно смеяться, но так вот жизнь сложилась. Мне раньше на диване пообниматься под сериальчик и винишко было гораздо милее, чем вот эта вот непонятная возня. А сейчас мне доступно и наглядно показали, для чего вся эта возня. В общем, скажу просто и кратко – свет померк, я оглохла и ослепла, и какое-то время меня не было. А потом я снова появилась под горячим, тяжёлым и еще вздрагивающим телом. Но нет! Он не дёргался противно, будто в эпилептическом припадке, как это водилось за Яриком. Он яростно пульсировал во мне, обдавая жаром – своего естества внутри, своего тела снаружи и своего дыхания мне на ухо.

Ярослав оказался невероятно тяжёл – так, что я едва дышала. Но не променяла бы эту его обжигающую тяжесть сейчас ни на что на свете. Я тихонько положила едва слушающуюся руку на его горячую влажную шею и поняла, что озеро нежности сейчас утопит нас обоих.

Но Ярослав спас положение. Он приподнялся на локте, выражения его лица в темноте разобрать было невозможно. Чмокнул меня в нос. Откатился на постель рядом и знакомым борцовским захватом прижал к боку.

– Сколько времени потеряли, ужас просто. – Дыхание его еще сбитое, и слова он произносит с паузами. – Придётся навёрстывать упущенное.

– Что?

– Навёрстывать, говорю, надо, чтобы ликвидировать отставание в графике производства работ.

– Огарёв! – У меня весь мозг превратился в желе – или в мёд – и утёк куда-то вниз. А он… он… он…

А он смеётся и уже снова нависает надо мной.

– Я не Огарёв, я твой Ярочка.

Он же просил называть его Яр или Ярослав, и никак иначе. Что мне остаётся делать? Только пробормотать:

– Извини.

Мозг, вернись на место, очень тебя прошу!

Не возвращается. Наверное, его сожрали бабочки.

Ярослав снова тихо смеётся, щекоча дыханием шею.

– Зачем ты извиняешься? Мне нравится. В постели, шёпотом и пополам со стонами – можно.

Не весь мозг сожрали бабочки. Способность мыслить понемногу возвращается. А с ней – и чувство неловкости.

Тёплая ладонь ложится мне на талию, начинает двигаться вверх.

– Если бы я знал, какая ты…

Руки добираются до груди. Бабочки радостно чавкают остатками моего мозга. Чувство неловкости трусливо сбегает. А я прогибаюсь под его ладонями. Мне мало. Мало только что пережитого наслаждения. Мало его прикосновений. И мало его слов.

– Если бы я знал, я бы столько не продержался.

– А… какая… я?

– Сейчас покажу.

И показал. Как я могу стонать, вздрагивать, просить, снова раздвигать ноги и снова шептать: «Ярочка, хороший мой, пожалуйста…»

Так что еще в эту ночь я узнала, что люди могут заниматься сексом больше одного раза подряд. И даже больше двух.

* * *

Утром я снова проснулась от яростного крика Ярослава, но без мата.

– Да, проспал! И со мной такое бывает. Задержи их! Ну что ты как первый раз замужем! Предложи им чай, кофе, свежую прессу. Скажи, что Ярослав Михайлович уже едет. Всё, скоро буду!

Через минуту хлопнула входная дверь. И наступила тишина.

Я медленно села на кровати. И принялась проводить инспекцию и подводить итоги. Огарёв ушёл – это раз. Я голая – это два. Кровать вся разворошена – это три. Я повернула голову. Презервативов – два… Наклонилась, заглянула под кровать… Нет, три. Это четыре. В смысле наблюдение номер четыре. И какие напрашиваются выводы?

Всю ночь, значит, трахал, а утром умчался по делам. Даже без поцелуя! Мне бы пострадать, порефлексировать. А вместо этого я завалилась обратно на постель с широчайшей идиотской улыбкой. Если тебя так качественно отлюбили ночью, то утро не может не быть добрым. И я расхохоталась. Потом подтянула к себе подушку Ярослава и минут пять упивалась запахом. Так пахнет наслаждение – теперь я это знала.