Одолжи мне жениха

А мне надо как-то жить одной. Так мне твердили хором Феня, Ганя, тётя Надя, Фенина мать, и дядя Витя, Фенин отец. И деньги, в общем-то, кончались.

Про университет я даже не думала. Та, весёлая студенческая жизнь – она для другой девочки – беспечной, счастливой, с мамой. А я, осиротев, повзрослела. На последние деньги окончила курсы и – вуаля! Перед вами я, вполне успешная, с хорошей репутацией мастерица индустрии красоты.

* * *

Старина Джек опустел. Или это старина Джонни – я их вечно путаю. Зато я была полна – виски, скорби и воспоминаний. И именно в этот момент позвонили в дверь. Я вздрогнула. Даю честное слово – я испугалась! Я решила, что это Виолетта вернулась. Одна или с мамашкой своей. А я тут такая, вся в слезах и соплях. Я зажалась в угол дивана, прижала к груди пустую бутылку и слушала, как тренькает дверной звонок. А потом он стих. И в наступившей тишине я услышала, как в замке повернулся ключ.

– Зая, ты спишь?

Вот уж чего мы с Джеком – или Джонни? – совершенно не ожидали…

И вот уже тот, кого не ждали, стоит на пороге гостиной и созерцает прелестную картину маслом.

– Вон оно как… – задумчиво протянул Ярослав. – Кот из дома – мыши в пляс. А я-то думал: вернусь пораньше, порадую Заю. По какому случаю праздник? – Он кивнул на пустую бутылку у меня в руках.

– Годовщина падения Трои, – с трудом выговорила я.

– Это повод, – после некоторого размышления согласился Ярослав. – Стриптизёра в траурных черных плавках приглашала?

– Ты обещал стриптизёра! – Я капризно надула губы.

– Обещал, – согласился Ярослав, устраиваясь с другого конца дивана. – Но черные плавки забыл, каюсь.

На этом диалог застопорился. Чтобы его оживить, я поднесла к губам бутылку и допила остатки.

– Сильна, – цокнул языком Ярослав. – Так тебя беспокоит судьба Трои?

Я икнула. Мы с Джеком и Джонни икнули втроём. А потом я взяла – и сообщила:

– Виолетта приходила.

Огарёв сразу выпрямился, подобрался весь, как тигр перед прыжком.

– Зачем?

– Вещи забрать.

– Какие?

– Те самые! – фыркнула я. – Которые мне малы.

Огарёв смерил меня изучающим взглядом. Словно мерку снимал.

– И что? Ты по этому поводу так надралась?

– Я не надралась!

– Что тебе сказала Виолетта?

Я была не в том состоянии, чтобы спорить. Скажем честно – я была вообще в никаком состоянии. И поэтому… поэтому…

Если ж cтоль сильно желание слышать
                                              о наших страданьях,
Слышать о страшном последнем часе
                                                разрушенной Трои, —
Сколь ни тяжко душе вспоминать о бедах
                                                       cтоль великих,
Я повинуюсь.

И тут снова взметнулись брови – в отличие от Виолеткиных – натуральные, широкие, тёмные и красивые.

– Твою мать… – тихо и обречённо прошептал Ярослав. – Опять стихи…

Но меня было уже не остановить.

Нет, ни Вергилия, ни Гомера я наизусть не стала шпарить. Ибо не знала столько, так, отрывки какие-то невесть откуда всплыли в памяти. А вот историю своего рождения и дальнейшей жизни изложила. Во всех красках и деталях.

Под конец я совсем расклеилась. Джек и Джонни меня покинули, и я сидела и шмыгала носом. Огарёв молчал.

– Ты не пожалеешь меня? – Я зачем-то решила пойти в наступление.

– Нет. Не умею. Но обнять могу.

И гостеприимно распахнул объятия.

Я прильнула к нему спустя секунду. Здесь было мне сейчас самое место.

Под моей щекой мерно стучало сердце под серой рубашкой. На спине лежала широкая горячая ладонь. Нос щекотал запах тёплого чистого тела и немного парфюма. «Так пахнет дом», – подумалось мне. И эта мысль была тревожащей. Мой дом – он же в другом месте.

– Ярослав, – я пыталась говорить уверенно. Ну, по крайней мере, внятно. – Наверное, мне уже пора возвращаться к себе. Уже месяц прошёл. Кажется.

– Домой собралась? – хмыкнул он мне в макушку. – Ты уверена?

Я закивала, елозя щекой по гладкой ткани рубашки. Как же мне это нравится…

– Это после разговора с Виолеттой – простого разговора. – Ярослав пальцем постучал мне по темечку. – Да ты вообще никакая. Куда тебе домой, они же тебя раскатают как ДС сто сорок три.

– Это что?

– Это асфальтоукладочный каток.

Против дорожного катка мне было возразить нечего. И я решила продолжить сопеть в гладкую, вкусно пахнувшую рубашку. И не говори потом, Ярослав, что я тебе не предлагала!

Тяжёлая ладонь переместилась мне на голову.

– Слушай, какая-то ты неправильная красная женщина.

Ладонь погладила голову, добралась до затылка и легла на шею. Стало совсем хорошо.

– Где там твоя огненная магия?

Нечего мне на это было ответить. Нечего.

– Да и вообще… – Рука Ярослава сползла ниже, на плечо. – Зима близко, а ты мне свитер не связала. Вот как свитер довяжешь, так и отпущу.

– Как в какой-то сказке, – пробормотала я.

На меня вдруг навалилась сонливость. И сердце так убаюкивающе стучало мне прямо в ухо.

– Ты вяжи давай.

Это были последние слова, которые я услышала, перед тем как уснула.

– А я распускать буду, – тихо добавил Ярослав.

Но это я уже не услышала.

* * *