Однокурсники

— И вообще, голубчик… я все собирался поговорить с вами о вашей карьере. Вы — человек кабинетного труда.

Вам прямая дорога — на кафедру. Но для этого надо… чтобы вас оставили при университете.

— Я не добиваюсь.

— Знаю… Да и не такие нынче времена. Вдобавок вы не можете быть на очень хорошем счету у высшего начальства. Надо время… когда все уляжется и забудется.

"Куда же ты пробираешься?" — спросил про себя Заплатин, сидя с опущенной головой.

— Своих средств у вас нет… настолько. Нужна поездка за границу… нужно по меньшей мере два года обеспеченной жизни. И тогда диссертация готова. Так ли? Вот я могу писать мою книгу хоть десять лет. Над нами не каплет. А вам — нельзя. И было бы крайне прискорбно, если бы вы принуждены были искать места или идти в помощники к адвокату. С какой стати?

"Кто тебя научил? — похолодев, вскричал про себя Заплатин. — Надя? Чтобы отделаться от меня?"

В глазах у него стали вращаться круги и в ладонях рук заползали мурашки.

— Так вот я и хотел, добрейший Иван Прокофьич, предложить вам… по приятельству… как ваш однокурсник… Вы, конечно, выдержите экзамен по первому разряду. Два года обеспеченного существования… Это был бы простой заем… а вовсе не одолжение. Вы понимаете… Я не хочу корчить из себя мецената. А с другой стороны, мы с вами не в таких дружеских отношениях, чтобы я мог себе позволить делиться с вами моим избытком.

Речь Пятова так и лилась. Он ласково улыбался глазами и пальцами правой руки все дотрагивался до борта сюртука Заплатина.

Тот дольше не мог молчать.

— Покорно спасибо! — глухо выговорил он и встал во весь рост.

Пятов оставался на диване.

— Вы это сказали таким тоном…

— Не знаю. Но позвольте спросить вас, господин Пятов, — вы считаете меня идиотом? Да?

— С какой стати?

— Нет, ответьте мне сначала: идиотом? Вы измыслили такую тонкую комбинацию и думаете, что я ничего не пойму? Вы предлагаете мне сначала удалиться на вакацию, а потом взять у вас содержание на два года и уехать в Германию? Так ведь?

— Что же тут обидного?

— Довольно, господин Пятов! Ни в каких ваших подачках я не нуждаюсь.

— Это ни с чем не сообразно! — брезгливо проговорил

Пятов, поднявшись с дивана, и повел плечами.

— Довольно! — глухо крикнул Заплатил. — Не нужно мне вашей подачки. И вашу гнусную, селадонскую комбинацию вижу насквозь. Что ж, скажите, вы сделали мне это благородное предложение с согласия Надежды

Петровны?

— Вовсе нет! — почти взвизгнул Пятов. — Это наше с вами дело… дело партикулярное.

— Может быть, может быть!

Губы вздрагивали у Заплатина.

— И вам одному пришла эта счастливая мысль?

— Но почему вы так к этому отнеслись? Кажется, тут, кроме моего товарищеского участия, нет ничего?

— Не нуждаюсь я в вашем участии, Пятов. Но повторяю: я идиотом никогда не был. И как бы к вам в настоящую минуту ни относилась Надежда Петровна, я вам прямо, по-студенчески, говорю: вы ведете себя недостойно.

— Продолжайте!

Пятов отступил два шага назад и стал спиной к бюро, опираясь на его борт своим корпусом.

— Да. Недостойно! Я слова своего не беру.

— Почему же, смею спросить вас!

— Систематически развращать молодую девушку, показывая ей… какие вы на нее имеете виды?

— А вы почему знаете, Заплатин, какие именно?

— И вам известно, что она невеста другого!

— А — вот оно что! Wo liegt des Pudels Kern! Слы хали немецкую поговорку?.. Она — ваша невеста?

Я это знаю и, кроме внимания, ей ничего не оказывал.

— Да, зазывая ее к себе на завтраки, с глазу на глаз.

— Что ж такого! Это не свидание в cabinet particulier. Вы изволите говорить, что я ее систематически развращаю? Ха, ха! Позвольте мне вам доложить, милейший Заплатин, что она нас обоих, как бы это выразить… Вам известно французское выражение: elle va nous rouler?.. Оставим фразы. Девушке этой двадцать лет, она на полной свободе, она — ваша невеста до тех пор, пока ей это угодно.

— А вы — другой претендент?

— Я не обязан вам отчетом в своих намерениях. Отец ее мог бы мне задавать такие вопросы. Нынче не те времена, милейший Заплатин. Мой приятель, товарищ по лицею, привез в деревню к невесте шафера и отлучился на одну неделю. А шафер прилетел к нему объявить, что оная девица желает иметь мужем его, а не первого жениха. И это в лучшем дворянском обществе… на глазах у родителя… Ergo, — выговорил Пятов таким же звуком, как и в разговоре с немцем, когда он торговался из-за полкопейки на аршин миткаля.

— Вы не смеете так говорить! Это цинизм! — задыхаясь, выговорил Заплатин, подаваясь к нему.

— Потише! Вы, во-первых, у меня; а во-вторых, я, повторяю, не обязан вам ни каким-либо объяснением, ни оправданием. Если вы позволите себе сказать хоть одно оскорбительное слово — предупреждаю вас, что я шутить не буду. Я стреляю не хуже всякого парижского журналиста.

— Вот как!

Заплатину все эти вызывающие фразы и фигура

Элиодора показались вдруг очень забавны.

Он подошел к дивану, взял тетрадку и, подавая ее, сказал:

— Вот моя работа. Книги и прочее пришлю с посыльным.

Мы в расчете. Больше я на вас работать не желаю.

— На здоровье!